На прошлой неделе американский президент Барак Обама объявил, что Соединенные Штаты в ближайшие месяцы передадут основные функции по ведению боевых действий в Афганистане военным этой страны. Данное заявление является важным шагом на пути к выводу американских войск из Афганистана. Также на прошлой неделе Франция начала интервенцию в Мали, чтобы не дать джихадистам возможности взять эту страну под свой контроль и создать базу для проведения операций на территории бывших французских колоний в Африке.
Два этих события связаны между собой, и эта связь переходит границы борьбы с исламистским партизанским движением, указывая на более масштабные геополитические сдвиги. Соединенные Штаты не просто сокращают объем своих военных обязательств; они отказываются от мнения, что несут основную ответственность за управление миром от своего имени, от имени европейцев и прочих союзников. Вместо этого бремя такой ответственности перекладывается на плечи тех, чьи интересы затронуты непосредственно.

Чувство незащищенности после 11 сентября
Интересно вспомнить о том, как Соединенные Штаты пришли в Афганистан. После 11 сентября Америка была в шоке, и у нее не было точных разведданных об «Аль-Каиде». Она не знала, какими еще возможностями обладает эта организация, и каковы ее намерения. Не имея данных от разведки, политический руководитель обязан действовать по самому худшему сценарию, когда противник демонстрирует свои враждебные намерения и возможности. А таких возможных сценариев было много – от дополнительных законсервированных ячеек террористов, которые существуют в США и живут в ожидании приказа действовать, до наличия у «Аль-Каиды» ядерного оружия, которым она может уничтожать города. Когда ты не знаешь реальную картину, вполне разумным и неизбежным с психологической точки зрения является планирование действий на худший случай.
У США было достаточно информации, чтобы начать боевые действия в Афганистане. Они знали, что «Аль-Каида» действует в этой стране, и что ликвидация ее главных ячеек - это полезный шаг для устранения существующей угрозы. Однако Соединенные Штаты вторглись в Афганистан не сразу. Они долго бомбили эту страну и ввели туда ограниченный воинский контингент. Но главную нагрузку по борьбе с правительством талибов несли выступавшие против них афганские силы, оказывавшие «Талибану» сопротивление. Существовали и другие группировки, которые можно было убедить вступить в борьбу против талибов. «Талибан» оставил крупные города и приготовился к длительной войне. Руководство «Аль-Каиды» покинуло Афганистан и переместилось в Пакистан.
Соединенные Штаты уже на начальном этапе достигли своей главной цели. Цель эта состояла не в лишении «Аль-Каиды» возможности действовать на афганской земле, ибо это ничего не давало. Цель заключалась в том, чтобы вступить с «Аль-Каидой» в военные действия и разрушить ее систему боевого управления, лишив эту группировку возможности планировать и осуществлять новые нападения. Перемещение в Пакистан, как минимум, дало некоторый запас времени. А Соединенные Штаты, продолжая давить на главную ячейку «Аль-Каиды», смогли собрать больше информации о ее ресурсах и возможностях во всем мире.
Для выполнения второй задачи – выявления ресурсов «Аль-Каиды» в других странах – надо было проводить действия второго порядка. Основным средством поиска стала электронная связь, и Соединенные Штаты  создали разветвленный и мощный технический механизм, призванный обнаруживать средства связи «Аль-Каиды», а затем выявлять, захватывать или уничтожать ее агентов. Проблема такой методики (а она была единственной из числа доступных) состояла в том, что следить за связью «Аль-Каиды» без слежения за связью всех остальных было невозможно. Это как поиски иголки в стоге сена. И здесь произошел радикальный сдвиг в отношении государства к частному общению граждан. Оправданием послужило то, что в военное время, когда угроза США носит неопределенный, но возможно масштабный характер, такие меры необходимы.
Такие действия в американской истории предпринимались не раз. Авраам Линкольн во время гражданской войны неоднократно нарушал конституцию – от временной отмены права на судебный приказ о передаче арестованного в суд до запрета законодательному органу Мэриленда на проведение голосования об отделении. Франклин Рузвельт разрешал ФБР вскрывать почту людей, а американцев японского происхождения бросал в лагеря для интернированных лиц. История говорит о том, что США и большинство других стран в военное время не очень-то думают о защите гражданских свобод. В этом смысле не было ничего уникального в решении следить за линиями связи в целях поиска ячеек «Аль-Каиды» и предотвращения ее атак. А как еще найти иголку в стоге сена? Да и тюремное заключение без проведения суда не было уникальным явлением. К такой мере прибегали и Линкольн, и Рузвельт.
Но гражданская война и Вторая мировая война отличались от сегодняшнего конфликта, потому что там было ясное и решительное завершение войн. Так или иначе, но войны все равно заканчиваются, как заканчивается и временная отмена прав. Но в отличие от тех войн, война в Афганистане длилась неопределенно долго, а стратегия ее ведения постоянно менялась от ликвидации системы командования «Аль-Каиды» и борьбы с талибами до построения в стране демократического общества. Выполняя вторую задачу, Соединенные Штаты изменили направленность военной миссии и пошли на масштабное увеличение группировки. А когда Америка приступила к выполнению третьей задачи, дата окончания войны очень сильно отодвинулась.
Но была там и более общая проблема. Война в Афганистане это не главная война. Просто Афганистан оказался тем местом, где у «Аль-Каиды» на 11 сентября 2001 года размещалась главная штаб-квартира. Страна для «Аль-Каиды» не имела особого значения, а создание демократического общества в Афганистане, если такое вообще возможно, могло и не привести к ослаблению этой террористической организации. Даже в случае полной ее ликвидации ничто не могло помешать появлению новых исламистов и исламистских организаций.

Война нового типа
Главная война велась не против конкретной террористической группировки, а против идеи, какой является радикальная тенденция в исламизме. Большая часть мусульман не являются радикалами, но у любой религии с одним миллиардом последователей есть своя доля экстремистов. Тенденция налицо, и она глубоко укоренилась. Если цель заключалась в уничтожении этой радикальной тенденции, то она не достигнута. Хотя риск нападений удалось снизить (новых 11 сентября больше не было, хотя такие попытки в США предпринимались неоднократно), ликвидировать угрозу полностью невозможно. Неважно, сколько мы развертываем дивизий, неважно, сколько применяем систем электронного обнаружения. Они могут лишь ослабить существующую опасность, но не устранить ее. Поэтому то, что многие называли долгой войной, стало войной перманентной.
Средства и способы ведения этой войны не могли привести к победе. Однако они смогли полностью разбалансировать американскую стратегию, поскольку на выполнение задач, не связанных напрямую с пресечением исламского терроризма, выделялись огромные ресурсы. Кроме того, возникла ситуация, когда неотложные посягательства на важнейшие составляющие Билля о правах стали постоянным явлением. В перманентной войне появляются перманентные временные меры.
На мой взгляд, переломный момент наступил где-то в 2004 году. К этому времени «Аль-Каида» не могла уже осуществлять свои нападения на США, несмотря на многочисленные попытки. Война в Афганистане вытеснила из страны «Аль-Каиду» и привела к созданию правительства Карзая. Вторжение в Ирак – какие бы доводы за ним ни стояли – породило такое мощное сопротивление, противостоять которому Соединенные Штаты не могли, или могли, но лишь путем заключения соглашений со своими врагами в Ираке. В этот момент надо было радикально переосмыслить задачи и стратегию войны. Но такого переосмысления не было.
Радикально переосмыслить надо было не войны в Ираке и Афганистане, а то, как поступать с постоянной угрозой Соединенным Штатам и многим другим странам со стороны глобальных сетей радикальных исламистов, готовых совершать свои террористические нападения. Сама собой эта угроза никуда не исчезнет, и устранить ее невозможно. В то же время, для существования государства она опасности не представляла. Атаки 11 сентября были чудовищными, но несмотря на многочисленные человеческие жертвы, они не угрожали существованию США. Чтобы бороться с угрозой, нужны соразмерные силы и средства, при помощи которых можно продолжать борьбу на постоянной основе. Но это не должно превращаться в единственную цель американской внешней политики и внутренней жизни. Ослабление угрозы это единственная возможность, но угроза будет сохраняться.
В прошлом Вашингтон находил возможность для достижения такого баланса, хотя угрозы тогда были совсем иного рода. В начале 20-го века Соединенные Штаты превратились в великую державу. В том столетии Америка вела три войны: Первую мировую, Вторую мировую и холодную, к которой можно отнести Корею, Вьетнам и прочие конфликты масштабом поменьше. В ходе Первой и Второй мировой войны Соединенные Штаты ждали развития событий, а что касается Европы, то они выжидали до того момента, когда европейские державы без американского вмешательства уже не могли справиться с угрозой германской гегемонии. В обоих случаях Соединенные Штаты активно вмешались лишь в конце войны, когда немцы были измотаны европейскими странами. Следует вспомнить, что свою главную операцию во Второй мировой войне американцы начали лишь летом 1944 года. Американская стратегия была стратегией выжидания, следуя которой, США наблюдали, смогут или нет европейцы самостоятельно стабилизировать ситуацию, и проводили мобилизацию на расстоянии, откладывая ее до последнего, а на решительное вмешательство пошли только в самый критический момент.
Критики такого подхода называли его изоляционизмом, особенно до Второй мировой войны. Но американцы не были изоляционистами; в Азии они воевали все это время. Скорее, они видели в себе средство последней инстанции, способное действовать в решающий момент с применением непреодолимой силы, потому что географическое положение США давало стране и запас времени, и запас ресурсов.
В эпоху холодной войны Соединенные Штаты видоизменили эту стратегию. Они по-прежнему рассчитывали на союзников, но видели в себе силу немедленного реагирования. Отчасти это прослеживается в ядерной стратегии США. Это также можно было наблюдать в Корее и во Вьетнаме, где союзники были на второстепенных ролях, а основные усилия прилагали американцы. Холодная война велась на основе других принципов, отличающихся от двух мировых войн.
Стратегия холодной войны была использована в борьбе против радикального исламизма, в которой США стали силой немедленного реагирования – из-за 11 сентября, а также из-за своего мировоззрения, которое прослеживается и в других интервенциях. Союзники следовали за США и оказывали им поддержку в той мере, в какой это было им удобно. Союзники могли уйти, но это не подрывало в своей основе коллективные военные усилия. А вот Соединенные Штаты  уйти не могли.
Методы США в войне с джихадистами коренным образом отличались от их подхода к двум мировым войнам. Да это и понятно, поскольку данную войну спровоцировало неожиданное и катастрофическое событие, а реакция на него последовала в отсутствие разведывательной информации. Когда японцы напали на Перл-Харбор, эмоций было не меньше, однако стратегия США в зоне Тихого океана  была взвешенной и осторожной. Да и представлений о возможностях противника было гораздо больше.

Возвращаясь к роли мирового жандарма
Соединенные Штаты не могут провести победоносную войну против радикального исламизма, и конечно же, они не могут быть единственным участником в войне, которая ведется в основном в Восточном полушарии. В этом плане особый интерес представляет французская интервенция в Мали. Франция сохраняет интерес к своим бывшим колониальным владениям в Африке, а Мали находится в географическом центре этих интересов. К северу от Мали расположен Алжир, где у Франции имеются значительные капиталовложения в энергетику. К востоку от Мали находится Нигер, где Франция проявляет интерес к разработке месторождений полезных ископаемых, особенно урана. А южнее Мали Берег Слоновой Кости, где Франция играет важную роль в производстве какао. Будущее Мали для Франции гораздо важнее, чем для США.
Самое интересное это отсутствие США в малийской драке, хотя Америка обеспечивает французов разведданными и оказывает иные виды поддержки, скажем, мобилизуя на эту борьбу сухопутные силы из других африканских государств. Соединенные Штаты не ведут себя так, будто это их война. Они ведут себя как союзник воюющей страны, которой США могут помочь в крайнем случае, но не станут помогать, когда в такой помощи нет необходимости. А если французы не сумеют успешно провести операцию в Мали, то тогда можно оказать небольшую помощь.
Изменение в подходах столь же очевидно и в Сирии, где Соединенные Штаты  всячески избегают непосредственного участия, ограничиваясь небольшим и тайным содействием, а также в Ливии, где США вмешались лишь после того, как французы и британцы начали нападение, но довести его до победного конца не смогли. Я считаю, это был поворотный момент, учитывая неудовлетворительный результат. Вместо того, чтобы брать на себя обширные обязательства по борьбе с радикальным исламизмом повсюду, Соединенные Штаты перекладывают бремя ответственности на те страны, у которых в этих районах есть свои непосредственные интересы.
Изменить стратегию полностью очень трудно. Никакая страна не захочет признаваться в том, что перенапряглась, взяв на себя непосильную задачу. А именно это произошло с США в Ираке и Афганистане. Еще труднее признаться в том, что цели, поставленные президентом Джорджем Бушем в Ираке и президентом Обамой в Афганистане, были несогласованными и непоследовательными. Нет никаких сомнений, что война себя исчерпала, и то, что трудно, также совершенно очевидно. Мы не устраним угрозу радикального исламизма. Применение силы для достижения недостижимой цели извращает национальную стратегию, лишает ее формы, а также вносит изменения в жизненный уклад внутри страны. Совершенно очевидно, что надо внимательно наблюдать за тем, чтобы не появилась новая организация, подобная «Аль-Каиде», имеющая глобальный размах, умелых и умудренных опытом боевиков и агентов, а также обладающая строгой дисциплиной. Но это очень сильно отличается от ответа джихадистам в Мали, где у США мало интересов и еще меньше ресурсов и возможностей.
Не менее трудно признать существующую угрозу. Ослабление угрозы со стороны противника вместо его полного уничтожения противоречит побуждениям и позывам. Но в этом нет ничего нового и чуждого американской стратегии. Соединенные Штаты вовлечены в мировые события, и они не могут следовать призывам отцов-основателей не вмешиваться в борьбу европейцев. Но Америка может выбрать для себя курс действий, которым она следовала в двух мировых войнах. Соединенные Штаты  проявляли терпение, брали на себя риск и перекладывали нагрузку на других – а когда начинали действовать, то действовали по необходимости, имея четко обозначенные цели, соответствующие возможностям. Политика выжидания до тех пор, пока не остается иного выбора кроме вступления в войну, это не изоляционизм. Позволять другим брать на себя основную часть риска это не самоустранение. А вести войны с четко обозначенными сроками это не безответственность.
Величайшая опасность войны состоит в том, что она может сделать с твоим обществом, как она может изменить обязательства граждан и их права. Соединенные Штаты всегда проводили такие изменения в военное время, но эти войны всегда кончались. Ведение войны, которая никак не может закончиться, необратимо меняет жизнь в стране. Стратегия, которая заставляет страну воевать повсюду, изматывает и истощает ее. Ни одна империя не может выжить в условиях перманентной войны, победить в которой невозможно. Очень любопытно наблюдать за тем, как французы поступили с Мали. Еще любопытнее наблюдать за тем, как Соединенные Штаты пожелали им всего наилучшего, но вмешиваться не стали. На это ушло 10 лет, но здесь мы видим, как американская система приходит в равновесие, ослабляя угрозы, которые нельзя устранить, и отказываясь ввязываться в драку, если драться могут другие.