Закат гегемона: США скатываются в хаос, используя террор уже не только вовне, но и внутри

Террор бывает индивидуальным и коллективным, государственным и антисистемным, революционным и контрреволюционным. В терроризме любят обвинять друг друга любые две враждующие силы. Можно ли в этом многообразии взаимных обвинений найти более-менее чёткое, корректное и всеобъемлющее определение террора?

«Думаю, что да», — сказал в беседе с корреспондентом Анваром Юсуповым заместитель начальника Миграционной службы Министерства труда, миграции и занятости населения Республики Таджикистан Раджабов Бадриддин.

 — Что такое сущность современного террора?

 — Если очистить термин от пропагандистских наслоений, то террором является любая деятельность, выходящая за пределы действующих законов, опирающаяся на насилие и имеющая целью запугивание политических оппонентов.

В рамках этого определения не имеет значения, устраиваете ли вы анонимные взрывы, официально убиваете заложников, похищаете самолёты с целью освобождения из тюрьмы своих подельников или отправляете в концлагеря своих политических противников.

Именно универсализм определения, возможность его корректного приложения к любым политическим движениям и силам любого столетия человеческой истории свидетельствует о его корректности. Этот же универсализм позволяет нам применить данный термин к актуальной политике. И ужаснуться.

Ибо если мы осознаем внеидеологическую, внеклассовую и трансграничную сущность террора, нам придётся признать, что терроризмом — за редким исключением — беременен современный мир.

Традиционно человечество двигалось от индивидуального террора к коллективному, от группового к государственному. Конечная точка этого пути упиралась в отрицание террора как такового, в замену его государственным порядком.

Террор основан на чувстве мести. Более того, это месть слабого сильному. Если я не могу победить тебя в прямом противостоянии, я попытаюсь убить тебя исподтишка. Государство же принцип индивидуальной или групповой мести отрицает. Право отмщения (или наказания) оно монополизирует.

Как только вы начинаете отрицать монополию государства на насилие, вы сразу становитесь латентным террористом.

Если же вы пытаетесь реально оспорить эту монополию, присваивая право творить суд и расправу, вы становитесь террористом реальным.

О государственном терроризме мы говорим в том случае, когда государство, вопреки нормам международного права, применяет силовые (но не военные) методы для запугивания хоть иных государств, хоть собственной оппозиции, находящейся за пределами национальной территории.

То есть вести речь о государственном терроризме можно там и тогда, где и когда конкретное государство выносит своё монопольное право на насилие за пределы своей территории, пытаясь реализовывать его за пределами своей юрисдикции или в принципе вне пределов чьей-либо установленной и международно признанной юрисдикции.

С этой точки зрения захват чужих граждан в третьих странах ничем не лучше пиратства в открытом море или внесудебных расправ с оппозицией при помощи эскадронов смерти.

Более того, во многих случаях терроризм становится главным механизмом внутренней политики, с равным удовольствием используемым как формально легитимной властью, так и оппозицией. Де-факто мы живём в мире побеждающего террора, в котором островки стабильности и законности являются скорее исключением, чем правилом. 

При этом весь окружающий мир пытается эти островки законности ликвидировать, не столько даже уничтожив их при помощи тотального террора, сколько навязав им террористическую повестку в качестве основы внутренней и внешней политики.

— Что вы имеете в виду, говоря о вирусе внутреннего терроризма?

— Когда мы говорим о глобальном царстве террора, мы имеем в виду не Афганистан, даже не ИГИЛ* и другие запрещённые в мире организации. В первую очередь перестраивание международных отношений из формата правил в формат насилия является виной и инициативой коллективного Запада в целом и США, как его лидера, в частности.

Хаотизация неподконтрольных регионов, цветные путчи и прочие методы силового воздействия на недостаточно охотно подчиняющихся соседей были поставлены Западом во главу угла своей международной политики не сегодня.

Незаконные поставки оружия моджахедам, воевавшим против дружественного СССР режима и против советских войск в Афганистане, являлись примером государственного терроризма.

Такими же примерами являются нападения США на Панаму (ради свержения генерала Норьеги) и на Гренаду, неселективные обстрелы и бомбардировки Израилем палестинских городов, находящихся под контролем «Хезболлы», и экстерриториальное применение американцами собственного законодательства.

Можно сказать, что мир сползал от закона и порядка в царство террора у нас на глазах.

В одних случаях страны, практикующие государственный терроризм, действовали по принципу «он первый начал», в других — вовсе не трудились как-то мотивировать свои действия (как США), работая по принципу «мы достаточно сильны, чтобы ничего никому не объяснять и ни перед кем не оправдываться».

Международная политика стала непрогнозируемой, поскольку любой игрок (даже самый слабый) постоянно норовил смести с доски фигуры и решить судьбу шахматной партии в боксёрском поединке (и даже в боях без правил). Это привело к чувству роста военной опасности. В свою очередь, ощущение военной опасности потребовало от самых разных стран усилить меры по защите от неё.

Эти меры были истолкованы реализаторами политики государственного терроризма как приверженность агрессивному внешнеполитическому курсу, определены в качестве опасности, провокаторы назвали их провокацией и запустили очередной виток напряжённости.

В результате мир начал быстро приближаться к войне, которой «никто не хотел», но в силу объективных причин она становилась всё более и более неизбежной.

И вот мы уже видим вчерашнего мирового гегемона (США) — государство, чья гарантированная стабильность по умолчанию принималась в качестве базового фактора в любых глобальных и региональных политических расчётах, — поражённым вирусом внутреннего терроризма. Этот вирус настолько силён, что даже американские эксперты и политики заговорили о гражданской войне, непреодолимом кризисе, по сравнению с которым Великая депрессия — детская возня на лужайке.

— Является ли мировой гегемон источником мирового хаоса?

— Это тоже не характерная для традиционной политики, реализовывавшейся на протяжении известного нам исторического периода, черта. Обычно мировой гегемон до последнего момента пытался поддерживать внутреннюю стабильность за счёт трансляции хаоса в периферийные державы.

Теперь же мировой гегемон сам становится источником хаоса, делая выбор в пользу террора и отказываясь от закона даже в решении своих внутриполитических проблем.

США могут и потеряют статус державы, «печатающей мировые деньги». США уже потеряли статус «мастерской мира». Потрясающая США депрессия действительно значительно превосходит свою «великую» предшественницу. Но США остаются великой военной державой.

Что это значит, мы можем понять, обратившись к опыту России, которая после распада СССР также была наполовину уничтожена в финансовом, экономическом и административном смыслах, но оставалась единственной державой, способной за полчаса стереть с лица Земли гегемона, а с ним и всю цивилизацию.

Россия использовала свой военный потенциал для стабилизации ситуации и запуска экономического роста. Сегодня же человечество впервые в своей истории имеет в лице США державу, способную уничтожить цивилизацию и делающую ставку на террор как на механизм силового запугивания.

И тут мы встречаемся с очередным парадоксом, ибо маргинализация США будет тем более эффективна, чем более существенным фактором внутренней, а значит, и внешней политики будет террор. То есть, как обычно, единственным средством борьбы против террора оказывается террор.

Террор — это насилие. Насилие же всегда страшно не само по себе, а тем, что безостановочно порождает всё большее насилие. До сих пор порочный круг возрастающего насилия разрывался только внешней силой, принципиально оппонировавшей практике террора.

Эта внешняя сила всегда была значительно сильнее сил террора. Сегодня мы впервые сталкиваемся с ситуацией, когда силы террора и антитеррора на глобальной арене примерно равны. Террор может только пожрать сам себя. Но захочет ли он это делать и сможет ли, если захочет?

Читайте также: Крайне агрессивное поведение: военные США в Сирии взбешены из-за постоянного блокирования (ФОТО)

Анвар Юсупов, для «Русской Весны»