…Папок с документами было очень много. Шкафы стояли раскрытыми, в кабинете ответственного партийного работника Смольного работал телевизор. По телевизору в прямом эфире шла трансляция сессии Верховного Совета РФ, на которой решалась судьба компартии, а значит, и судьба Ленинградского горкома КПСС. Ещё несколько минут — и бывший коммунист Ельцин поставит подпись под Указом о «приостановке» деятельности ленинской партии, тем самым — прервёт историю организации, давно и прочно обосновавшейся в здании Смольного института. Здесь вершились судьбы России и сокрушались вековые устои. Здесь в годы Великой Отечественной работал штаб обороны, а в послевоенное время руководили жизнью огромного города. Теперь всему этому приходил конец. Надо было спешить, пока внутрь здания не прорвались сторонники новой власти, уже не раз обещавшие расправу обитателям Смольного. Но над его крышей ещё развевался государственный флаг СССР. Впрочем, его уже никто не мог защитить…
…Ни один из моих знакомых партработников в разговорах ни разу не вспоминал про «основоположников марксизма-ленинизма». К концу 1980-х гг. ленинский культ значительно выдохся, вытесняясь в гетто ритуальных, не слишком частых уже, политсобраний. Слышали бы вы, какие анекдоты травили про вождя работники ленинградских партийных органов. Ореол некогда грозной и наиважнейшей коммунистической политграмоты потускнел и, скорей всего, постепенно сошёл бы на нет, за ненадобностью. Но партия долгое время рулила всем, фактически, КПСС была становым хребтом державы, сосредоточием центров управления государственной машиной, занимаясь абсолютно всеми проблемами: от запусков ракет до строительства детсадов. Добивая партию, новая власть намеревалась любой ценой перехватить рычаги управления страной. Катастрофические последствия такого перехвата, похоже, никого из новоявленных вождей не беспокоили…
Несгибаемый Команданте
Фиделю Кастро исполнилось 90 лет
…В большие спортивные сумки плотно ложились папки в твёрдых переплётах с золотыми советскими гербами и строгими надписями, телевизор продолжал работать, а хозяин кабинета сказал мне: «Если нас возьмут с этими бумагами, скорей всего, убьют». Ельцин на экране уже тряс каким-то листом, похожим на приговор. Пора было уходить.
В соседнем кабинете задержался второй секретарь обкома Юрий Белов, больше никого из руководства во всём Смольном предусмотрительно не осталось. Через полчаса его соберутся поволочь в кутузку представители восторженных революционных масс. О такой мелочи, как судебный ордер, разумеется, никто из них вспоминать и не думал. А в кабинет, только что покинутый нами, зашли, говорят, другие люди, с умными и внимательными глазами, совсем не похожие на расхристанных и наивных уличных «демократов». К той минуте уже бывший хозяин кабинета и его сумки были далеко от Смольного. Через несколько часов городское радио объявило о розыске моего приятеля, разумеется, «матёрого партократа и путчиста». По этому поводу мы с ним и разлили первые пятьдесят грамм…
Кстати, никаких костров из партбилетов, раскиданных личных дел, брошенных в панике вещей — я внутри Смольного не видел. Свидетельствую — всё было очень достойно, практически — торжественно. Застрял в памяти — сверкающий чистотой, длиннющий коридор с распахнутыми дверями и в каждой комнате работающий телевизор. Партия сдавала дела дисциплинированно. Что случилось с некогда грозной КПСС, версий много и будет ещё больше. Иссякли силы, кончилась воля, выдохлась одержимость. Павку Корчагина сменил серый скучный чиновник. Бездарно, в общем, как-то вышло. Ну да России не привыкать.
… В ответ на «демократические» митинги, осенью 1989-го года ленинградское партийное руководство осмелилось организовать свой митинг, оказавшийся неожиданно массовым. Как же орал, говорят, на 1-го секретаря обкома Гидаспова недовольный контрмитингом Горбачёв, повелевший прекратить «самоуправство». Коммунистов, расходившихся с митинга, оглушила вопросом скромно одетая пожилая дама: «Вы кому власть собрались передавать? Разрушителям и врагам? Какое право имеете в грязь власть бросать?!». Это была самоотверженная Лариса Красногорская, представлявшая тогда «патриотические силы» города. Подоплёку событий, неведомую многим членам КПСС и их руководителям, понимали те, кто сохранял способность анализировать и делать выводы. «Слушайте, — говорили они обитателям Смольного, — вас же скоро начнут резать, как кроликов, а вместе с вами погибнет страна». «Ничего страшного, — отвечали партаппаратчики, — пусть только посмеют, на нашу защиту придут ветераны и трудовые коллективы, вот соберём скоро съезд и выкинем Горбачёва…» Что тут скажешь… Как же, дали вам собрать съезд и выкинуть Горбачёва…
… Мы спустились по главной лестнице и сделали несколько шагов в сторону выхода из Смольного. Путь нам преградил прапорщик охраны (тогда у всех охранников обкома были погоны прапорщиков), сказал: «Вам нельзя на главный фасад, там, в парке, уже… ждут» — и показал на неприметную дверь, ведущую в подвал. Так я оказался в подземельях «штаба революции», в тот день — безлюдных и не охраняемых. Длинные коридоры, массивные двери, переходы, лестницы — чем-то напоминали интерьеры метрополитена. «Здесь, под Смольным, бункер управления городом в военное время, связь, оружие, стратегические запасы и выход к метро» — вспомнились разговоры в обкомовских курилках. Попробовал представить себя со стороны — двое последних обитателей Смольного в его подземельях уходят от погони. Ну ладно, мой приятель — аппаратчик, но я-то куда полез? На одном из поворотов спиной почувствовал взгляды. Должно быть, — Ленин и ещё какие-то большевики пришли посмотреть на конец своей эпохи. Быстрей, на солнечный свет. Задний двор Смольного, ни души. Вот она, ограда, калитка, это теперь на месте обкомовского заборчика многометровой высоты «оборонительная» стена, — ещё мгновение и мы на набережной Невы…
… Перед августовской развязкой был «огонь по штабам». В Ленинграде он представлял собой организованную газетную и судебную травлю вице-адмирала, Героя Советского Союза, моряка-подводника Егора Томко, занимавшего в ту пору пост начальника Высшего военно-морского училища им. Ленинского комсомола. Адмирал имел неосторожность назвать Анатолия Собчака — «продавшимся кооператорам». Автор этих строк, приехав в редакцию главного органа Минобороны СССР, газеты «Красная звезда», спросил у полковника-газетчика: «Почему не защищаете своего-то?». Ответ был потрясающим: «Мы не защищаем отдельных людей, а только армию в целом». А из кого же армия тогда состоит? Если плевать на адмиралов, как быть офицерам, которым в то время «не рекомендовалось» ходить по улицам в форме? Так готовили путч. Только не опереточный, а настоящий, длиною в два года, завершившийся расстрелом парламента. И если в августе 1991-го года жертвами первого переворота стали несколько человек, то осенью 1993 года счёт пошёл на тысячи. И здесь никуда не деться от тяжёлого вопроса про тотальное нарушение военнослужащими, в первую очередь, офицерами, воинской присяги. Помните: «Я клянусь… до последнего дыхания быть преданным своему Народу, своей Советской Родине и Советскому Правительству»…
«Как думаете, стоило оно того?» — хочется спросить у знаменитых русских врагов советской власти: Петра Врангеля, Александра Колчака, Ивана Бунина, да многих, многих. Узнай вдруг они, что ценой сокрушения власти большевиков станут сотни тысяч погибших в межнациональных конфликтах и миллионы пострадавших от развала страны, что потери экономики превысят военные утраты, что население будет нищенствовать и просить подаяние у зарубежных стран, что от исторической России останется только «РСФСР», что на долгие годы пропадёт смысл существования страны — вот какая цель у России, куда мы идём?..
Феномен Синявского
Он вел репортажи со стадионов, с фронта, Красной площади
«А как-то по другому нельзя было?» — наверное, спросили бы знаменитые русские враги советской власти. Вот, поди, ответь теперь… Где были ваши мозги, люди?
… На память о последних часах обкомовского Смольного мне осталась газетная вырезка со статьёй, когда-то сильно напугавшей сторонников Ельцина. Помните? «Американская ночь «перестройки» пахнет виски, долларами и освещается светом прожекторов. Борис Ельцин, народный герой Москвы, Кассандра Горбачёва, обличитель гласности, проносится над Америкой как вихрь…(«La Repubblica» 18.09.1989). Если бы только над Америкой.
