События августа 1991 года считаются «последним вздохом» Советского Союза – они предопределили его скорый и неминуемый распад. Однако крушение советской империи произошло не в одночасье – к этому вело множество предпосылок. В феврале прошлого года не стало Валентина Фалина – дипломата и общественного деятеля, работавшего референтом Никиты Хрущёва и Андрея Громыко, а в 1988–1991 годах занимавшего пост заведующего Международным отделом ЦК КПСС.

Незадолго до смерти он рассказал Игорю Латунскому, как протекали последние годы существования СССР. Первая часть интервью, в котором Валентин Фалин поведал об ошибочных решениях, приведших в итоге к краху советской экономики, была опубликована в № 31(706) «Нашей Версии». Заключительная часть беседы посвящена ошибкам, допущенным советскими руководителями на международном направлении.

– Валентин Михайлович, многие говорят о том, что крушение Советского Союза было для них неожиданным. Однако ведь к 1991 году уже произошло немало событий, являвшихся прямыми сигналами того, что очень скоро мир изменится. Я имею в виду смену режимов в странах Восточной Европы, составлявших оплот советского блока. Неужели в СССР не разглядели, к чему всё идёт?

– Горбачёв, как я понимаю, продолжал вести свою политику, полагая, что всё будет хорошо. Хотя, действительно, было о чём задуматься. Вот один пример из истории.

В Киеве на встрече Миттеран предлагает Горбачёву вместе лететь в Берлин, чтобы поддержать главу ГДР Эриха Хонеккера. Горбачёв ему отвечает: хотите лететь – летите один, а я не полечу! Дальше Маргарет Тэтчер предложила Горбачёву провести контакты между Англией, Францией и СССР с целью согласования общей позиции по вопросам объединения Германии и определить, как и в течение скольких этапов две страны могут быть преобразованы в одну.

Ведь никто в Европе не предполагал, что объединение Восточной и Западной Германии может произойти буквально за считанные дни – считалось, что это займёт годы.

Более того, Тэтчер была категорически против того, чтобы это вообще произошло, Лондону не нужен был мощный игрок в лице единой Германии. Но Горбачёв в моём присутствии отреагировал на это предложение так: мол, он ни в каких контактах не заинтересован, потому что он не хочет стирать за англичанами и французами их грязное бельё. Поэтому если им есть что сказать, то пусть говорят напрямую. Ну что это за политика?

«Он реагировал на все похвалы и комплименты»

– Тем не менее летом 1990 года в правительственной резиденции в Архызе произошли переговоры между Михаилом Горбачёвым и канцлером ФРГ Гельмутом Колем, по итогам которых был решён вопрос об объ­единении двух Германий. Тогда это многих шокировало, ведь фактически, выражаясь современным языком, СССР «слил» ГДР, которая всегда считалась самым верным союзником Москвы.

– Общаясь однажды с бывшим канцлером ФРГ Вилли Брандтом, я поинтересовался у него, как же так получилось, что судьба руководства ГДР была выброшена из темы переговоров? На что он мне ответил, что ему и самому было интересно, почему Москву не заботит судьба их друзей, и об этом он спрашивал у Коля.

А Коль, в свою очередь, сказал, что во время переговоров он поднял этот вопрос, но услышал в ответ от Горбачёва: это-де теперь ваше внутреннее дело, вы и решайте сами, как с кем поступать.

Кстати, по словам посла нашей страны в Бонне Владислава Терехова, когда в Германии начались преследования руководства партийного аппарата и работников министерства госбезопасности, он получил бумагу из Москвы. В ней Горбачёв поручал Терехову встретиться с Колем и заявить, что преследование бывших служащих руководящего аппарата и спецслужб ГДР невозможно. Однако, как пояснял Терехов, Коль сказал, что это всё происки противников Горбачёва, после чего просто бросил эту бумагу и не дал никакого ответа.

– А могло ли произойти объединение Германии по другому сценарию?

– Я, как заведующий Международным отделом ЦК, предлагал вариант. Во-первых, не спешить и не соглашаться на механическое объединение двух Германий в одну. Поскольку этот шаг был слишком важен для всей мировой политики, чтобы делать его слишком быстро. Ведь никто, думаю, не будет спорить, что с появлением объединённой Германии вся ситуация в Европе изменилась кардинальным образом. И если бы сейчас не существовало Германии в её нынешнем виде, положение в мире было бы иным, так же как и место России в нём. Во-вторых, я указывал, что при объединении Восточной и Западной Германии мы должны обязательно учесть свои интересы, а не просто уходить с прежних позиций в «интересах мира и дружбы». Причём разговор об этом был вполне официальный. Когда Горбачёв находился в Соединённых Штатах Америки, он проводил переговоры в Овальном кабинете Белого дома с президентом Бушем. Мы все сидели за столом, и Горбачёв послал мне записку, в которой спросил, не хочу ли я что-то сказать. Я тогда сказал, что ФРГ имеет ключевое значение для США, а ГДР имеет такое же значение для СССР, поэтому при решении вопроса объединения Германии Вашингтон и Москва должны учитывать это. Говорил я минут 10. Потом наступает пауза, все присутствующие переглядываются и Буш говорит: мол, вопрос понятен, теперь давайте объявим перерыв, полетим в Кэмп-Дэвид и там уже продолжим этот разговор. Так и произошло. Только в Кэмп-Дэвиде прежнего разговора уже не получилось, там Горбачёв говорил с Бушем с глазу на глаз. Вот тогда-то Горбачёв и сдал ГДР.

– Это была политическая близорукость, наивная вера, что США на самом деле станут «белыми и пушистыми», или что-то другое?

– Всё может быть. В том числе не исключено, что в основе лежало обычное честолюбие. Стать «объединителем Германии» и войти в историю очень почётно и заманчиво. Горбачёв так в неё и вошёл, получив за это Нобелевскую премию мира, а заодно сдав большую половину интересов Советского Союза. Американцы в этом отношении действовали тонко: если им было нужно, они раздували миф о величии Горбачёва, словно мыльный пузырь. И он, как человек ловкий, но далеко не мудрый, реагировал на все эти похвалы и комплименты, на которые был очень падок. Хотя тут может быть ещё одна причина. Уже после того, как произошёл распад СССР, Горбачёв выступал в программе французского телевидения. Когда его спросили, может ли быть будущее за коммунизмом, он ответил: «Вы что, хотите опять в бараки?» То есть тогда возникает вопрос: а как же ты был главой СССР и лидером мирового коммунизма, если в него не верил? Как можно быть одновременно коммунистом и антикоммунистом? Может быть, здесь кроется ответ на вопрос, как в одночасье рухнул СССР, в котором Компартия насчитывала 20 млн своих членов, и как это бывшие коммунисты вдруг быстро превратились в капиталистов?

Когда Горбачёв настаивал на том, чтобы я из агентства печати «Новости» вернулся в большую политику, я дал согласие на это при одном условии: я буду писать ему записки и меморандумы по вопросам внешней и внутренней политики, а он будет их изучать. Иначе для чего нужен руководитель Международного отдела ЦК? За время пребывания в его команде я написал более 50 меморандумов, но ни на один из них никакой его реакции не получил. Да, он читал некоторые, как мне рассказывал Яковлев. Некоторые даже запирал в свой сейф. Так было с запиской о будущей американской политике, где я прогнозировал, как США будут и дальше давить на нашу страну. И с запиской об украинском национализме. Эти записки по договорённости с Горбачёвым не проходили обычную регистрацию в его секретариате, их не видели его помощники, они шли к нему прямо на стол. И отсутствие реакции во многом тоже характеризует Горбачёва как руководителя.

– Кстати, и правда, возникает вопрос: разве другие руководители страны не видели, что делает генеральный секретарь? Или внешняя политика проводилась в тайне от всех?

– Что касается вопроса объединения Германии, то он решался так. Никакого обсуждения программы не было ни в Верховном Совете, ни на правительстве. Горбачёв даже с главой МИДа Эдуардом Шеварднадзе всё не обсуждал, а в Архыз на переговоры с Колем поехал, взяв с собой написанный от руки меморандум.

Хотя сам Шеварднадзе, судя по всему, был в курсе дела и вёл какую-то игру. Бывший глава МИД Германии Ганс-Дитрих Геншер вспоминал, что Шеварднадзе по дороге из Архыза говорил ему: мол, надо немедленно претворить в жизнь всё, о чём договорились, пока эти ортодоксы в Москве не опомнились и не начали совать палки в колёса. Кроме того, Шеварднадзе имел директиву – переговоры должны проходить по формуле «4+2» и отказываться от неё ни в коем случае нельзя. Формула «4+2» означала, что Великобритания, Франция, СССР и США объясняют двум Германиям, в какие сроки и каким образом они объединяются, а немцы это исполняют. Однако потом Геншер заявляет: переговоры должны идти по формуле «2+4». То есть немцы договариваются меж собой, а остальные только одобряют их решение. И Шеварднадзе на это соглашается! Я звоню помощнику Горбачёва Черняеву, спрашиваю, как такое могло случиться. Он отвечает: да, это прямое нарушение директивы. Потом, правда, Черняев свою позицию немного поправил, так что я могу предполагать, что какой-то разговор у Шеварднадзе с Горбачёвым мог быть и тот, видимо, не возражал.

Кстати, знаете, почему в декабре 1990 года Шеварднадзе вдруг подал в отставку? Причём не как это бывает обычно, в рабочем порядке, а с шумом, прямо с трибуны Съезда народных депутатов заявив, что уходит в «в знак протеста против надвигающейся диктатуры». В КГБ появилась информация, что он в разговоре с госсекретарём США в присутствии только американского переводчика заявил: дескать, Москва может поддержать участие советских войск в операции американцев «Буря в пустыне» в Ираке.

И когда он узнал через свои каналы, что ему может быть задан вопрос на эту тему, то пошёл на опережение и ушёл в отставку.

«Передайте немцам, что это их личное дело!»

– Ладно, с нашими государственными деятелями всё понятно. А что же воспрепятствовало тому, чтобы немецкие спецслужбы и армия накануне развала Берлинской стены не навели порядок на улицах Берлина? Ведь немецкая Штази считалась в чём-то даже посильнее КГБ; считалось, что на госбезопасность работает каждый пятый немец!

– Время развала Берлинской стены это уже было время развала самого руководства ГДР. В октябре 1991-го я летал в Берлин, кстати, вопреки возражению Шеварднадзе. Он тогда говорил, мол, что ему там делать, но Горбачёв сказал – раз просят, езжай. Так вот я спросил тогда у местных коллег, как же это могло получиться, что вы ни за грош отказались от прежнего социа­листического режима. Они ответили что-то вроде «так получилось», явно при этом недоговаривая и чего-то словно стесняясь. Потом мне наш посол в Германии Вячеслав Иванович Кочемасов рассказывал другую историю. К нему обратились восточные немцы с просьбой провести консультацию о ситуации на границе между Западным и Восточным Берлином. Она всегда сильно охранялась, а тут демонстранты принялись разрушать стену, начался практически неконтролируемый переход границы. Качумасов по ВЧ докладывает в Москву: так, мол, и так, что делать? Приходит ответ от заместителя Шеварднадзе Ковалёва: «Передайте немецким друзьям, что это их внутреннее дело»! Кочемасов отвечает, что он не имеет права без письменного указания передать немецким друзьям такой ответ. Три дня молчания, после чего в Берлин из Москвы приходит телеграмма с тем же текстом: «Передайте немцам, что это их личное дело!» В общем, дальше было принято решение о введении новой процедуры получения разрешения на проход через конт­рольно-пропускной пункт. Хотя по сути это было полноценное открытие границы, которое привело в итоге к автоматическому поглощению ГДР со стороны ФРГ. В общем, границы между ГДР и ФРГ уже фактически не существует, тем временем Горбачёв звонит Кочемасову и спрашивает: «А что это у вас там происходит в Берлине?» Тот отвечает: «Я получил ответ из Москвы, ни во что не вмешиваюсь». Горбачёв говорит: «Ну ладно, главное, чтобы там не передрались». Вот и всё, Германия ушла.

– А правда, что после ухода из ГДР Группы советских войск всё оружие было продано Югославской народной армии?

– Это было не наше оружие, а принадлежавшее ГДР. И продавали его западные немцы, те, кто после объединения Германии пришли к власти. Продавали его по всему миру, во все страны, где тогда шла война. В том числе моджахедам в Афганистан и в Пакистан. Оружия было очень много, даже через 20 лет склады не получилось разгрузить полностью.

– Не так давно выходила пуб­ликация, в которой говорилось, что в 1988–1989 годах высшее руководство КГБ СССР поняло, что дело идёт к краху, и разработало операцию «Луч». В рамках этой операции из ГДР по фальшивым документам были вывезены в нейтральные страны высшие руководители госбезопасности Германии. Якобы в этом принимал участие находившийся в Дрездене майор КГБ Владимир Путин. По вашему мнению, могло быть такое?

– Вывод своих агентов, друзей или союзников из какой-то страны – это рутинная практика, и она проводилась спецслужбами стран всего мира во все времена. Конкретной информацией по ней не владею, я просто знаю, какого рода операции проводились американцами, англичанами и французами. А вот в том, что в таком серьёзном деле мог участвовать майор, я сомневаюсь: обычно о таких операциях знал лишь очень узкий круг высшего руководства КГБ СССР.