Ровно год назад, 30 сентября, Россия официально начала военную операцию в Сирии по просьбе легитимного правительства страны. Соглашение о размещении российской авиагруппы на базе в провинции Латакия между Дамаском и Москвой было подписано немного раньше — 26 августа, но долго оставалось конфиденциальным: его текст появился на официальном портале правовой информации только в январе 2016 года.
Исходя из заявления замглавы МИД Михаила Богданова, сделанного 26 сентября 2016-го, изначально планировалось, что операция продлится несколько месяцев, но теперь стало ясно, что «конца нашей работы не видно». На деле это значит, что Россия при планировании операции недооценила соперников. Или переоценила свои силы.
Официально главной задачей российской экспедиционной операции была объявлена «стабилизация законной власти и создание условий для поиска политического компромисса» и борьба с терроризмом на дальних подступах. Неофициально, согласно экспертным опросам, проведенным РИСИ в том числе при участии представителей МИД и МО РФ, на первое месте Москва при проведении операции ставила цели предупредить усиление терроризма на территории РФ, ликвидировать ИГИЛ * как политическую и военную силу, а также обеспечить «становление России в качестве одного из ведущих игроков на Ближнем Востоке». И только на последнем месте по приоритетности ставилась задача «комплексной проверки боеготовности и боеспособности ВС РФ».
По данным ТАСС, в состав российской группировки изначально вошли 48 самолетов и вертолетов, а также средства прикрытия. Личный состав, по разным оценкам, насчитывал от 2000 до 5000 военнослужащих. В ноябре авиагруппа была усилена: к находящимся на аэродроме Хмеймим бомбардировщикам Су-24М и Су-34, штурмовикам Су-25СМ, истребителям Су-30СМ присоединились четыре истребителя Су-27СМ3 и восемь — Су-34. Параллельно удары наносились и при помощи стратегической авиации — Ту-95МС, Ту-160 и Ту-22М3, в том числе крылатыми ракетами Х-101 и Х-555. После инцидента со сбитым турецкими ВВС российским Су-24 на аэродром Хмеймим был переброшен дивизион ЗРС С-400, который до примирения Москвы и Анкары не только ограничил действия турецкой авиации, но и в целом заблокировал возможность Запада создать бесполетные зоны на севере и юге Сирии.
В марте 2016-го было объявлено о частичном выводе войск из Сирии, однако взамен была увеличена группировка армейской авиации. После чего потери среди российских военных, в том числе и «на земле» возросли. Официально в Сирии за год погибли 20 военнослужащих. Потери техники — один Су-24 и четыре вертолета: Ми-8, Ми-8АМТШ, Ми-28, Ми-35М. Не стоит забывать и об октябрьском крушении российского рейсового самолета компании «Когалымавиа» и гибели 224 человека. По мнению экспертов, теракт на борту воздушного судна, ответственность за который взяло на себя Синайское подразделение ИГ, стал ответом террористов на действия Москвы в Сирии.
По данным РИА «Новости», на 28 сентября ВКС совершили более 10 тысяч боевых вылетов (результаты работы армейской авиации не публикуются), уничтожено более 30 тысяч объектов боевиков, количество населенных пунктов, присоединившихся к процессу примирения, увеличилось до 685. К марту уничтожено более 4,9 тысячи террористов ИГ и других формирований, из них около две тысячи — это выходцы из России, включая 17 чеченских полевых командиров. Однако несмотря на победные реляции Генштаба, коренного перелома в войне все-таки не произошло. За год Москве действительно удалось стабилизировать позиции Башара Асада и отодвинуть оппозицию от Дамаска, но о политическом урегулировании конфликта, а тем более — о каком-то переходном правительстве, речи не идет.
— Подобным составом сил и средств, который находится в распоряжении командующего российской группировкой в Сирии, никаких стратегических задач решить просто невозможно: ни боевиков разгромить, ни создать условия, при которых другие внешние игроки согласились бы урегулировать конфликт, — считает полковник в отставке, бывший начальник группы 1-го Главного оперативного управления Генерального штаба ВС РФ Михаил Ходаренок. — Поэтому никакого политического пути решения проблемы не просматривается.
Россия получила военные базы в Сирии — «Тартус» и «Хмеймим». Нам удалось стабилизировать положение сирийского правительства, отбросить боевиков от Дамаска и Латакии, освободить авиабазу Кувейрис, Пальмиру, но, по большому счету, устойчивости режиму это не прибавило, отмечает эксперт РСМД и Института Ближнего Востока Сергей Балмасов. — Потому что главная проблема кроется внутри него же самого — в слабости правительственного аппарата, — замечает эксперт. — Спецслужбы Сирии также действуют довольно посредственно: как раньше взрывались бомбы на улицах Дамаска и Тартуса, так и продолжают взрываться, замечает эксперт.
В последнее время в связи со срывом соглашения РФ-США интенсивность боевых действий резко возросла. 24 сентября в небе над Латакией снова были замечены штурмовики Су-25, выведенные с Хмеймима в марте. В сирийском конфликте даже без «перемирий» тяжело достигнуть поставленных военных целей, поскольку война носит очаговый характер, радикалы активно смешиваются с мирным населением в жилой застройке, а салафитские идеи укореняются среди гражданских. В той же группировке «Джебхат Фатх аш-Шам» ** местные сунниты нередко видят альтернативу действующему режиму и рассматривают ее как реальную силу — и религиозную, и военную.
Эксперты также указывают на то, что населенные пункты и группировки, присоединившиеся к перемирию, представляют собой «бомбу замедленного действия»: из этих накопительных резервуаров затем снова могут хлынуть моджахеды — сегодня мимикрировавшие под демократических оппозиционеров.
Известно, что российская операция в Сирии продолжится минимум до января 2017 года — именно тогда должна закончиться боевая служба тяжелого авианесущего крейсера «Адмирал Кузнецов», авиакрыло которого, по данным СМИ, должно присоединиться к бомбардировкам оппозиции в ноябре.
— Действия российских вооруженных сил можно оценивать только положительно, а вот политическую сторону и перспективы нашего дальнейшего участия охарактеризовать крайне сложно — все-таки непонятно, какие цели ставило перед собой руководство, — говорит заместитель директора Института политического и военного анализа Александр Храмчихин. — Логично бы ставить те цели, которые заявлены официально.
«СП»: — Подавление суннитских радикальных группировок?
— А заодно и противников Асада вообще. На некоторых из них нам, по большому счету, плевать, но единственный приемлемый вариант — это восстановление контроля Асада над всей Сирией. Иначе придется воевать до бесконечности. Эта цель не достигнута и, очевидно, не могла быть достигнута при задействованных там крайне ограниченных ресурсах. Но вполне возможно, что ставилась совершенно порочная цель — через Сирию примириться с Западом, что абсолютно невозможно.
Задача по сохранению власти баасистского режима Москвой решена, но это влечет за собой определённые издержки. Мы по собственной воле стали ассоциироваться с режимом Асада и его проблемы автоматически становятся нашими, отмечает арабист, старший преподаватель кафедры департамента политических наук НИУ ВШЭ Леонид Исаев.
— Сирийская
армия за годы война становится все менее боеспособной. Она может
воевать только опираясь на «шиитский интернационал» (иранские
спецподразделения, «Хезболлу», иракские и афганские формирования
Кроме того, военные базы сами по себе существовать не могут: по опыту СССР и США военное присутствие должно сопровождаться большими инвестициями в экономику тех стран, в которых располагаются объекты. Но по силам ли нам это ноша?
Позитивный момент — существует международная группа поддержки Сирии (МГПС), в рамках которой строится российско-американский диалог. Как раз одной из ключевых не афишируемых, но явных целей операции в Сирии было достигнуть некой интеграции с Западом для решения проблем на других направлениях. И в какой-то момент даже казалось, что это удается. Но если продолжать занимать откровенно проасадовскую позицию, не переходить в положение модератора сирийского конфликта, который не встает ни на ту, ни на другую сторону, можно подойти к точке невозврата, когда оборвутся все контакты.
Кстати, в интересах Дамаска и Тегерана вынудить РФ отказаться от диалога с Западом и вынудить нас решить все проблемы военным путем. Для них в таком случае успех очевиден, а вот для Москвы — нет. Более того, мы не имеем такого контроля над сирийским режимом, который имеют иранцы. А если мы уничтожим ниточки, которые связывают нас с Западом, то будем вынуждены нести всю ношу восстановления сирийской инфраструктуры, которая уже исчисляется триллионами долларов. Где брать такие деньги? У Ирана хватает своих экономических проблем. На мой взгляд, мы подошли к моменту, когда надо четко определиться со своими приоритетами и выработать дальнейшую стратегию.
— Декларируемого процесса политического урегулирования конфликта, формирования переходного правительства как не было, так и нет. И, по большому счету, это практически невозможно сделать в силу запущенности ситуации и количества заинтересованных игроков, — продолжает эксперт РСМД и Института Ближнего Востока Сергей Балмасов. — Даже если допустить, что войскам Асада при поддержке иностранных союзников вдруг удастся взять восточный Алеппо, до разгрома оппозиции, не говоря уже об «Исламском государстве» на востоке страны, очень далеко.
Мы заявили себя серьезным гарантом режима Асада, и бросить его не можем, тем более, когда телевидение только и делает, что трубит про наши «грандиозные успехи» в Сирии. Но кто бы что ни говорил, для нас эта война становится все более накладной. Значительная часть грузов все-таки доставляется по воздуху, поскольку доставка грузов по морю занимает время. Даже снабжение контингента в Афганистане из Среднеазиатского военного округа требовала серьёзных ресурсов, а нынешняя переброска средств по воздушному мосту, в том числе для нужд сирийской армии, делает этот воздушный мост золотым.
В общем, сейчас перед Москвой стоит проблема — что делать дальше? Бросить? Или поддерживать дальше? Логика развития локальных конфликтов в Алжире, Индокитае, Афганистане говорит о том, что риск дальнейшего втягивания в таких случаях крайне велик. «Еще немножко, и мы их додавим», — любимая фраза ура-патриотов, которые зачастую не знают с какой стороны к автомату подойти.
«СП»: — Дальнейшее втягивание России в сирийский конфликт повышает или снижает вероятность возникновения проблем в мусульманских районах РФ?
— Часть радикальных проповедников, которые работают на Северном Кавказе и отчасти в Поволжье, активно упирают на то, что Россия якобы борется против суннитов вместе с шиитами и алавитами (сунниты не признают их мусульманами, как и часть шиитов). И это, безусловно, опасно.
Дамаску
выгодно говорить, что против него и сирийского народа воюют
исключительно пришлые боевики. Но надо признать, что большую часть
в радикальных формированиях Сирии составляют именно сирийцы-сунниты,
с вкраплениями турок, ливийцев
«СП»: — В таких условиях возможен выход из сложившегося тупика?
— На мой взгляд, единственный вариант, при котором мы можем выйти из Сирии без серьёзных потерь, это сказать, что мы настаиваем на разделе Сирии на курдскую, проправительственную и суннитскую части (под контролем оппозиции), поскольку для «единой и неделимой Сирии», на которой сирийцы и иранцы настаивают, необходимых сил нет.
По сути, сейчас
проблема упирается только в эту позицию Дамаска и Тегерана. Асад
не готов работать с курдами, у него по-прежнему вся оппозиция — это
иностранные моджахеды, с которыми нельзя договариваться. А решить
сирийский вопрос можно, только договорившись с США, Европой, Саудовской
Аравией, Катаром
Сейчас мы действительно находимся в тупике. Можно, конечно, воевать до победного конца, но с каждым убитым нашим офицером у простого народа вопросов к власти будет возникать все больше.
* «Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ), решением Верховного суда РФ от 29 декабря 2014 года признано террористической организацией и её деятельность в России запрещена.
** «Группировка «Джебхат ан-Нусра» (с июля 2016 года «Джебхат Фатах аш-Шам») решением Верховного суда РФ от 29 декабря 2014 года была признана террористической организацией, ее деятельность на территории России запрещена.
