144 года назад, 11 сентября 1877 года родился основатель и глава Всероссийской Чрезвычайной Комиссии - ВЧК - Феликс Эдмундович Дзержинский.
Российский и польский революционер, советский государственный и партийный деятель. Глава ряда народных комиссариатов.
20 июля 1926 года, не стало человека, наряду с Лениным олицетворяющего глубоко противоречивые характеры и деяния первого большевистского правительства. Как исторический персонаж из начального периода советской власти он только Ленину в популярности и уступает. Как одиозной эмблеме и символу ему повезло даже меньше: памятники Ильичу у нас стоят повсеместно, в одной Москве их десятки, а вот изваяние нашего героя с Лубянки в 1991 году убрали, в дни подавления августовского путча ГКЧП эта акция стала знаком расставания с советской эпохой. Для одних он – кровавый палач, организатор красного массового террора, для других – спаситель миллионов беспризорников, неутомимый создатель советской промышленности с «горячим сердцем, холодным разумом и чистыми руками». Речь, конечно, о Феликсе Эдмундовиче Дзержинском. А может, памятник ему стоял по
справедливости? Попробуем разобраться.
Мой бог - революция
Место рождения будущего «рыцаря революции» - родовое имение Дзержиново в Вильненской губернии, в полусотне километров к западу от Минска. Предки – шляхтичи, отец – учитель (живя какое-то время в Таганроге, преподавал математику и физику Антону Чехову). В семье восемь детей, живут скромно, даже бедно, несмотря на это Эдмунд Иосифович бесплатно готовит к гимназии деревенских детей.
Феликс Щасны (такое вдвойне «счастливое» имя дали ему при рождении), шестой ребенок, появился на свет 11 сентября 1877 года. Ему здорово дается учеба, особенно, конечно, математика, а также Закон Божий, хуже с языками, в том числе русским. Даже в зрелом возрасте, горячась, он переходил на акцент. А в гимназии и вовсе срывается на преподавателя русского в связи с директорским запретом говорить по-польски. (Еще одно занимательное совпадение: несколькими годами раньше в той же гимназии учился Юзеф Пилсудский, после Первой мировой – воссоздатель польского национального государства и заклятый враг Дзержинского, мечтающего о присоединении Польши к Советской России).
Вскоре, и навсегда, Феликс отвлекается от польского национализма, его захватили другие идеи – марксизм, социализм, интернационализм. Отец умирает от туберкулеза, когда Феликсу всего пять лет (эта болезнь будет постоянно преследовать и знаменитого сына), в семнадцать он теряет маму, Елену Игнатьевну. Годом раньше парень вступает в литовскую социал-демократическую партию, и больше никто не остановит его на пути к революции. Еще недавно он признавался брату: «Если однажды узнаю, что Бога нет, пущу себе пулю в лоб». Однако с католицизмом, когда-то доводившим юношу едва ли не до религиозного фанатизма, с помыслами о поступлении в духовную семинарию - покончено. Вся неуемная энергия, дерзость и бесстрашие обращены в подпольную деятельность: Яцек (такова партийная кличка) нелегально печатает революционные прокламации на квартире у бабушки, учит идиш, чтобы вести агитацию в еврейской среде, получает ножевые удары в голову от науськанных хозяевами рабочих.
В полиции, всего лишь из-за призывов к улучшению условия труда и быта рабочих, его бьют березовыми палками, кровь идет горлом, но Дзержинский товарищей по борьбе не выдает. Год предварительного заключения в тюрьме, а с 1 августа 1898 года, закованным в кандалы, - в ссылку в Вятскую губернию, на махорочную фабрику, где он зарабатывает трахому и почти теряет зрение. Но не сгибается. «Прежде всего, разрешите взять стул!» - бросает Феликс вятскому губернатору, взявшемуся «читать мораль». «Не смейте мне тыкать!» - требует он от полицейских. Ссыльные товарищи развлекаются застольями и охотой – а он без промедления начинает агитацию на фабрике. Его отправляют на 500 верст севернее, на границу Вологодской и Пермской губерний, в село Кайгородское. Но, измученный вынужденным бездельем, за два года до окончания срока ссылки он бежит вниз по Каме, добирается до Варшавы, к жаркой революционной работе. Снова арест, тюрьма, «двухлетнее погребение» в «каменном мешке», высылка под Иркутск (там порядки были полиберальнее: открытые камеры, прогулки во дворе, книги, хорошая пища и даже оркестр, которым дирижировал начальник тюрьмы), затем в Вилюйск, Якутию (единственное утешение: там же отбывал наказание кумир Николай Чернышевский), снова побег… Выдержка, отчаянная преданность избранному делу, основательность – его ключевые качества. «Мне уже невозможно вернуться назад. Пределом моей борьбы может быть лишь могила», - пишет он любимой сестре Альдоне, заменившей мать.
В конце мытарств Феликс Дзержинский оказывается в Берлине, где – представить невозможно! – за агитацию рабочих и печать марксистской литературы на каторгу в кандалах не отправляют. Юзефу – так теперь величают Дзержинского в партии – поручают развернуть издательство в Кракове. В 1907-м он как представитель польских социал-демократов входит в ЦК ленинской РСДРП. В этот период он переживает еще одну тяжелую утрату: умирает невеста Юлия Гольдман. «Осталась во мне лишь одна пружина воли, которая толкает меня с неумолимой силой», - признается он Альдоне. Партия, как может, поддерживает «ценного специалиста»: посылает в санатории, на Капри и во Францию, в Монте-Карло Феликс умудряется выиграть в казино «целых» 10 франков.
Четырнадцатилетнийwww.irespb.ru
В 1910-м он женится на революционерке Софье Мушкат. В следующем году родится сын Ян. Естественно, в тюрьме. Родители, высланные властями – кто на каторгу, кто на вечное поселение в сибирской глуши, – встретятся только в 1918 году. К 1917 году за плечами у Феликса-Юзефа больше 11 лет тюрьмы, одиночные камеры и камеры, переполненные умирающими от тифа и туберкулеза, язвы от кандалов и подозрения на гангрену, акции неповиновения тюремному начальству в знак протеста против издевательств над заключенными (чем Дзержинский даже заслужил уважение жандармов), ссылки, каторги, побеги. В последний раз его приговаривают к каторге в мае 1916-го, Февральскую революцию он встретил в Бутырской тюрьме.
Революция в белых перчатках
После нескольких месяцев восстановления сил Феликс Дзержинский, конечно же, в ряду самых активных участников подготовки большевистского восстания - Ленина, Свердлова, Сталина. В ночь Октябрьского переворота руководит захватом центрального телеграфа, обеспечивает связь со Смольным. Но взять Зимний дворец еще не означает подчинить себе огромную страну. Представители прежней власти новую власть откровенно саботируют. В министерстве иностранных дел Урицкому на требование предоставить тайные дипломатические договоры отвечают холодно-учтивой просьбой удалиться и не мешать. Бастуют работники почт, железнодорожники, финансисты. У большевистского правительства нет доступа к деньгам Госбанка, рабочим не выдают зарплату, запасов продовольствия практически нет, надвигается голод. В подвалах Зимнего обнаруживаются огромные винные склады – тысячи бутылок, сотни бочек, в течение следующего месяца в Петрограде – «винный шабаш» (определение историка Сергея Кредова, автора биографии Феликса Дзержинского в серии «ЖЗЛ»). Повсеместны погромы, в столице и стране – разгул уголовщины, бандитизма.
7 декабря Совнарком принимает историческое решение – учредить Всероссийскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем, ВЧК, во главе с Дзержинским, но под присмотром наркома юстиции эсера Исаака Штейнберга. Впрочем, поначалу к ВЧК относились лишь как к «еще одной комиссии», Ленин, Троцкий и Свердлов даже не присутствуют на совещании, принявшем положение о ВЧК. Важно подчеркнуть: полномочий революционного трибунала ему не обещали, только «профилактические»: конфискация, отъем продуктовых карточек, обнародование списков врагов революции, выдворение и так далее. Чекисты (их пока человек 30, включая технический персонал) не для карательных операций, они – орган розыска и предупреждения преступлений, так виделось вначале, когда ленинское правительство еще допускало обойтись без массовых репрессий.
На работу в ВЧК принимают бывших царских полицейских (специалистов-то не хватает). Заклятых врагов социалистической революции, таких как монархист и черносотенец Владимир Пуришкевич, гуманно освобождают по амнистии или ввиду заболеваний, под обещания (которые потом, естественно, нарушались) бросить контрреволюционные затеи. В некоторых случаях поручителем выступает сам Дзержинский. На первый расстрельный приговор в ВЧК «отважились» только в конце февраля 1918-го, после выпуска Совнаркомом декрета «Социалистическое отечество в опасности!», отменявшего мораторий на смертную казнь, за четыре следующих месяца расстреляли порядка 50 человек, сплошных уголовников. Петроградские чекисты открыли счет расстрелам в августе, из девяти приговоренных четверо… бывшие комиссары «чрезвычайки».
В ЧК вообще не миндальничали со взяточниками и истязателями. Все знали о феноменальной скромности Дзержинского. Однажды он неожиданно закругляет экскурсию по Дрезденской галерее: совестно, ведь другим, простолюдинам, такие эстетические удовольствия не по карману. В другой раз, испытывая материальные затруднения, он просит помощи не у партии, а у супруги, ожидающей в тюрьме суда. И в подполье, и на госслужбе интерьер его жилища один – письменный стол, книжные этажерки, стул, диван. Одежда – военная форма, шинель, фуражка с красной звездой, до блеска начищенные сапоги. Еда – яичница, хлеб, чай. По всей стране конфискуют драгоценности – и в Дзержинове тоже. Сестра Ядвига просит всемогущего брата найти работу для мужа – и получает отказ, вместе с обещанием помогать деньгами из собственной зарплаты…
Ну а вседозволенности, рукоприкладства и пыток вчерашний каторжанин Дзержинский совсем не терпел. В марте 1918 года он выпускает директиву: «Вторжение вооруженных людей на частную квартиру и лишение свободы невинных людей есть зло, к которому в настоящее время еще необходимо прибегать. Но всегда нужно помнить, что это зло. Пусть все те, кому поручено лишать людей свободы, будут с ними гораздо вежливее, чем даже с близким человеком, помня, что лишенный свободы не может защищаться и что он в нашей власти. Каждый должен помнить, что он представитель советской власти рабочих и крестьян и что всякий его окрик, грубость, нескромность, невежливость – пятно, которое ложится на эту власть… Оружие вынимается только в случае, если угрожает опасность. Угрозы револьвером и вообще каким бы то ни было оружием недопустимы. Виновные в нарушении данной инструкции подвергаются аресту до трех месяцев, удалению из Комиссии и высылке из Москвы». Поразительное «вегетарианство»!
Кровь - за кровь
Но к середине года становится ясно: страна погружается в войну всех со всеми (во время Гражданской на территории России действовало больше 20 разных правительств), в губернских городах – антисоветские бунты и линчевание совработников и красноармейцев, заводы стоят, крестьяне бегут из Красной армии на полевые работы, транспортная система парализована, хлеб возить нечем, на железной дороге – грабежи, и молодая советская власть, опирающаяся разве что на латышских стрелков, возможно, доживает последние дни, в этом признавался и сам Дзержинский.
И действительно, 6 июля эсеры устраивают мятеж в Москве, сотрудник ВЧК (!) по квоте эсеров Яков Блюмкин, предъявив поддельные документы, обстряпанные замом Дзержинского Александровичем, проникает в кабинет германского посла графа Мирбаха и убивает его. Дзержинского, требующего от эсеров выдачи Блюмкина, самого разоружают и арестовывают, как и другого его зама Лациса, здание ВЧК на Лубянке эсеры берут под свой контроль, кассу комиссии, благодаря тому же Александровичу, тоже. Из наркомата почт и телеграфов, возглавляемого эсером Прошьяном, в разные стороны несутся распоряжения: «Всякие депеши за подписью Ленина, Троцкого и Свердлова задерживать, признавая их вредными для Советской власти вообще и правящей в настоящее время партии левых эсеров в частности». В те же дни - восстание эсеров в Ярославле, под их же влиянием откалывается Симбирск, оголен Восточный фронт, белые берут Казань, а вместе с ней и золотой запас, 40 тыс. пудов золота и платины. На волоске – ненавидимый эсерами Брестский мир, заключенный Лениным с немцами ради выхода из мировой войны. Да и сама жизнь вождя большевиков: раскрывается заговор «под эгидой» британского посольства (забавно: осенью того же года Дзержинский нелегально отправился к семье в Швейцарию и едва не напоролся там на лидера заговорщиков посланника Роберта Брюса Локкарта, которого допрашивал незадолго до этого).
Мятеж подавили, Александровича расстреляли. Дзержинский подает прошение об отставке, и оно удовлетворено, но с конца августа незаменимый Феликс снова в своем лубянском кабинете, который служит ему и местом работы, и жильем. И тут – новое потрясение: утром 30 августа убивают начальника Петроградской ЧК Моисея Урицкого (Дзержинский его недолюбливал: бывший коммивояжер и ростовщик, Урицкий поставил работу своего ведомства на коммерческие рельсы, отпуская состоятельных арестованных за «благодарность»), вечером того же дня в Москве эсерка Фанни Каплан стреляет в никем не охраняемого Ленина. ВЧК демонстрирует полную некомпетентность. Но «других Дзержинских» у Ленина нет. И 5 сентября выходит декрет Совнаркома о красном терроре (концлагеря для классовых врагов, тотальные расстрелы подозреваемых в связях с белогвардейцами, в подготовке заговоров и мятежей). Ответственный – ВЧК. За два месяца действия декрета в Москве и Петрограде расстреливают порядка 800 человек. Дзержинский лично подписывает приговоры: расстрельных – 17, но и об освобождении – 41.
«После декрета 5 сентября внесудебные расправы стали массовыми. Чекисты сами решают, какие дела им направлять в трибуналы и суды, а какие «завершать» самостоятельно. По данным Наркомюста, всего органами ВЧК в 1918 году расстреляно 6185 человек, еще 14829 человек заключены в тюрьмы, 6407 – отправлены в концентрационные лагеря, 4068 – взяты заложниками. Итого за год чекисты Республики вынесли приговоры той или иной степени тяжести в отношении 31389 человек», - читаем у Сергея Кредова. Общее количество жертв красного террора 1917-22 годов оценивается в 50 - 140 тысяч человек.(Справедливости ради упомянем, что истязаниями и расстрелами, в том числе заложников, отличились все участники Гражданской войны – и белые, и налетчики типа махновцев и петлюровцев; например, под Гомелем банда Булак-Блаховича заживо сварила нескольких евреев и заставляла других «есть коммунистический суп»).
Рождение монстра
Пожалуй, период действия декрета о красном терроре был переломным и для Дзержинского лично, и для всей разросшейся к тому времени ВЧК: бесконтрольное кровопускание развращает. Это почувствовали критики и недоброжелатели Дзержинского, прежде всего один из руководителей наркомата юстиции Николай Крыленко, а также председатель Моссовета Лев Каменев и руководивший советской пропагандой Николай Бухарин. Требовали капитально сузить полномочия ВЧК, в частности лишить ее права на внесудебные приговоры, присвоенного по декрету «Социалистическое отечество в опасности!» (по этому декрету подлежали расстрелу на месте германские шпионы, неприятельские агенты, контрреволюционные агитаторы, спекулянты, погромщики и хулиганы, буржуазия, отказывающаяся рыть окопы, руководство ВЧК собственноручно добавило в расстрельный список еще несколько категорий).
Начинаются процессы над чекистами – за взятки, хищения конфискованного имущества, убийства на допросах. Давать показания приходится самому Дзержинскому и его заместителю Петерсу. К расстрелу приговаривают председателя контрольно-ревизионной коллегии при ВЧК Федора Косырева: мало того, что он злоупотреблял вымогательством, так еще и выдавал себя за «политического», тогда как на самом деле до революции был осужден за двойное убийство с ограблением. Да что ж это творится в хозяйстве Дзержинского? В руководстве Комиссии объявится то предатель Александрович, то махровый уголовник Косырев. В апреле 1919-го неожиданно выясняется, что в Кремле, по соседству с руководителями советского государства, проживают тысячи бывших царских служащих с семьями, к ним свободно захаживают гости. Не Кремль, а проходной двор - еще один прокол Дзержинского. Доходит до предложений о роспуске ВЧК, а когда осенью 1919-го ввиду наступления на Москву и Петроград Деникина и Юденича вновь заговорили о целесообразности «красного террора», ВЧК чрезвычайных полномочий так и не получила.
Уязвленный Дзержинский взбешен и на совещаниях отчаянно отстаивает честь мундира – собственного и всей ЧК. В результате чекисты… фактически сохранили свои репрессивные права (в отношении организаторов восстаний и в городах, находящихся на военном положении, а это, почитай, пол-России), а Феликс Эдмундович, помимо ВЧК, возглавил еще и наркомат внутренних дел. И хоть в губЧК летят приказы покончить с беззаконностью, самовольными арестами и расстрелами, хоть деятельность чекистов постепенно входит в рутинный, при этом высокопрофессиональный режим следствия, сам Дзержинский заметено меняется: когда-то его воротило от насилия и кровопролития, теперь он становится нетерпимым к газетной критике, жалобам на неудовлетворительные условия содержания арестованных, требует «чрезвычайщины», оправдывает жестокости продразверстки, когда у крестьян отбирают последнее под пытками и угрозой расстрела.
В феврале 1922 года ВЧК преобразуют в Главное политическое управление при НКВД, затем в Объединенное ГПУ при Совнаркоме и под приглядом Наркомюста, но в конце концов чекисты сохранят свое могущество и влиятельность: так хочет Ленин. Именно по его просьбе фабрикуются дела против виднейших представителей русской интеллигенции, Николая Бердяева, Сергея Булгакова, Ивана Ильина, Николая Лосского, Михаила Осоргина, Питирима Сорокина и еще полторы сотни интеллигентов отправляют «философскими пароходами» прочь из Советской России. «На каждого интеллигента должно быть дело», - наставляет Дзержинский своих сотрудников. ОГПУ превращается в инструмент тотального государственного контроля за жизнью граждан. Через 15 лет он пригодится в кошмаре сталинских репрессий, Феликс Эдмундович до них, слава богу, не дожил, а вот его замы Лацис и Петерс были казнены.
Под железной маской
Удивительно: как только Дзержинского «бросают» на другие направления – отстраивать железные дороги, разбираться с детской беспризорностью (Феликс Эдмундович обожает детей) или управлять промышленностью, пробуждаются лучшие его человеческие и профессиональные качества. В наркомат путей сообщения он привлекает специалистов, оставшихся с романовской поры и открыто называющих себя монархистами: лишь бы дело двигалось! В результате уже через два года «железка» не только восстановлена, но и рентабельна. Старые специалисты приходят и в Высший совет народного хозяйства, которым Дзержинский руководит с февраля 1924 года (после его смерти они, потеряв защитника и покровителя, будут преследоваться). По всей стране строятся приюты и коммуны для беспризорников, однажды Феликс Эдмундович распоряжается отдать под приют только что отремонтированный особняк, занятый его чекистами, работники «органов» и сами жертвуют на открытие коммун. Результат борьбы Дзержинского с детской беспризорностью - более полумиллиона спасенных судеб.
В ВСНХ «железный Феликс» учится экономической науке и становится настоящим профессионалом, выступает на стороне экономистов-рыночников, бьется за повышение производительности, снижение себестоимости промышленной продукции и цен на нее, против накруток спекулянтов (к ним он по-прежнему беспощаден), за справедливый и широкий товарообмен между гордом и деревней. «Иначе прощай идея индустриализации, все кончится торжеством левых, сворачиванием НЭПа, - поясняет Сергей Кредов. - Дзержинский пытается спасти хрупкий советский рынок!». «Если не найдем этой линии и темпа, оппозиция наша будет расти и страна тогда найдет своего диктатора – похоронщика революции», - предсказывал сам Дзержинский, имея в виду вовсе не Сталина (Сталин тогда – в приверженцах НЭПа), но все равно верно. «Жутко стало, когда во главе ВСНХ стал Дзержинский. А теперь спецы, вплоть до бывших монархистов, готовы памяти Дзержинского панихиды служить», - пишет русская эмигрантская пресса после его смерти.
Это произошло 20 июля 1926 года, в 18 часов 40 минут. У него больное сердце, мучает туберкулез. Во время выступления в Большом Кремлевском дворце он нервничает, оппонируя противникам, держится за сердце. Вызывают врача, приступ, кажется, прошел. Дзержинский отправляется в кремлевскую квартиру, наклоняется над постелью и падает замертво на пол: разрыв сердца.
«На примере Дзержинского видно, каким должен быть руководитель спецслужбы: честным, принципиальным, мужественным, бескорыстным, нетерпимым к злу, неподкупным, радеющим за чистоту рядов. И на примере Дзержинского видно, каким руководитель спецслужбы быть не должен: стремящимся к бесконтрольности, тяготеющим к методам непосредственной расправы, считающим себя орудием одной партии, группы лиц, а не всего общества, - формулирует в своей книге Сергей Кредов. – Умер Феликс Дзержинский, фактически отстаивая ненасильственный путь развития страны. Это последнее, чем он в своей земной жизни занимался». Из чего выходит, что полпамятника или бюст Феликс Эдмундович все-таки заслужил?
Использованы материалы книги: Сергей Кредов
«Дзержинский» (серия «Жизнь замечательных людей»), издательство «Молодая
гвардия», 2013 г.