23.08.2019 00:01:00

Военная разведка ГДР сделала все, чтобы спасти свою агентуру

Объединение двух немецких государств стало катастрофой для спецслужб Восточной Германии

Тэги: ГДР, ФРГ, ННА, СЕПГ, НАТО, МГБ, Штази

3 октября 1990 года с 00.00 ГДР перестала существовать, ее государственные институты были упразднены. Фото Reuters

31 августа 1990 года я в качестве корреспондента московской газеты «Труд» поднялся по мраморной лестнице берлинского Дворца кронпринцев на Унтер-ден-Линден на второй этаж, чтобы поприсутствовать при историческом событии – подписании Договора об установлении германского единства между Федеративной Республикой Германией и Германской Демократической Республикой, вошедшего в историю как Договор об объединении. Дворец кронпринцев был выбран для такого торжественного мероприятия не случайно. Дело в том, что именно в нем после его восстановления в 1969 году проводились торжественные мероприятия в связи с подписанием в 1972 году Основополагающего договора между ГДР и ФРГ. Преемственная линия на германское единство была как бы продолжена.

После того как министр внутренних дел ФРГ Вольфганг Шойбле и парламентский статс‑секретарь при премьер‑министре ГДР Гюнтер Краузе подписали Договор об установлении германского единства между Федеративной Республикой Германией и Германской Демократической Республикой (Договор об объединении), предусматривавший воссоединение на основе механизма присоединения ГДР к ФРГ по статье 23 Конституции ФРГ, всем присутствующим налили по бокалу шампанского. Я тоже выпил сладковатый игристый восточногерманский напиток, носящий название «Красная шапочка», в честь знаменательного события. Ведь в этот момент во Дворце кронпринцев писалась немецкая история.

Шампанское «Красная шапочка» (Rotkaepchen) до сих пор можно купить в Германии. Во времена разделенной Германии это игристое вино называли «коммунистическим шампанским». Но после объединения выпускавшая его восточногерманская компания стала единственной, которой удалось поглотить западногерманских конкурентов, а не наоборот. «Красной шапочкой» его звали потому,  что горлышко массивной бутылки темно-зеленого стекла было обернуто фольгой темно-красного цвета.

Что могло интересовать газету «Труд»

Как журналиста меня не могло не интересовать отношение к этому событию граждан теперь уже бывшей ГДР, хотя полностью объединение завершилось лишь в октябре, и с тех пор 3 октября празднуется в Германии как День германского единства.

В тот период времени у меня появился приятель, полковник Национальной народной армии (ННА), в прошлом сотрудник представительства ННА в одном из штабов Варшавского договора. Звали его Арнольд, и он со своими сослуживцами пытался выжить в эти турбулентные дни, организуя нехитрый бизнес с имуществом Советской группы войск в ГДР. Благо связи с советскими коллегами у него имелись. А ввиду ожидавшегося вывода многотысячной группировки советские интенданты занялись активным бизнесом, продавая все что можно. Полковник относился к случившемуся философски, поскольку ННА должна была или войти в состав Бундесвера, или даже какое‑то время существовать самостоятельно. Поэтому он предполагал, что его в худшем случае отправят на пенсию, но без куска хлеба он не останется.

Однако практика оказалась иной, армия ГДР не была включена в состав Бундесвера, а была фактически расформирована. На территории бывшей ГДР было образовано временное объединенное командование Bundeswehr Ost («Восток»), которое приняло на себя роль ликвидационной комиссии. Как отмечает восточногерманская радиостанция MDR, было принято решение не включать в состав Бундесвера «политические кадры», к которым относились и военные разведчики. Если еще в 1989 году ННА насчитывала более 170 тыс. человек, то 3 октября в состав Бундесвера вошли только 90 тыс. человек. Из них после проверки 50 тыс. разрешили подать заявление на продолжение службы в Бундесвере. После повторной двухгодичной проверки в состав Бундесвера вошли только 18 тыс. человек. А к 1998 году в Бундесвере уже служили лишь 9300 бывших солдат ННА. Воинские звания офицеров ННА не были признаны Бундесвером, фактически лишившим их званий, а службу в армии ГДР не признали ни за военный, ни за гражданский трудовой стаж. Личный состав срочной службы постепенно уволили, некоторое количество офицеров после соответствующей проверки приняли на службу в Бундесвер, причем принятые в Бундесвер офицеры ННА получили более низкие звания. Генералы ННА были уволены министром разоружения и обороны ГДР Райнером Эппельманном со службы 2 октября, накануне объединения.

Арнольду повезло, хотя, конечно, его пенсия оказалась существенно ниже, чем у кадрового офицера Бундесвера того же ранга. Повезло ему еще и с учетом того, что МГБ ГДР, известное под названием «Штази» (от сокращенного немецкого Staatssicherheit, что означало «государственная безопасность») и решавшее, по сути, те же самые задачи по защите первого на немецкой земле «государства рабочих и крестьян», как любили называть ГДР партийные функционеры в Берлине, подверглось разгрому, и ее сотрудники преследовались западногерманской контрразведкой как враги государства и после объединения. Все сотрудники этого ведомства получили «волчий    билет», и на работу в государственные учреждения объединенной Германии их не принимали. Виноват в этом был, в сущности, тогдашний советский лидер Михаил Горбачев, который на переговорах с федеральным канцлером Гельмутом Колем в Архызе в середине июля 1990 года, где была поставлена последняя точка в германском вопросе, предпочел отдать в руки западным немцам решение судьбы и партийных функционеров СЕПГ, и сотрудников Штази. Хотя Коль и был готов учесть мнение тогдашнего президента СССР, от которого, в общем, зависело если не само объединение, то скорость данного процесса. Во всяком случае, в воспоминаниях его сотрудников фигурировал вопрос Коля на этот счет, адресованный Горбачеву.

Однако и среди служащих ННА имелись те, кого бывшие политические противники предпочли видеть на скамье подсудимых. Речь шла о таком специальном подразделении ННА, как военная разведка.

В среду 8 июня 1994 года в Берлинском камергерихт, считающемся высшим судебным органом Берлина, встретился гражданин Франции Жак Л., обвиняемый в шпионаже против Вооруженных сил Франции, и его «работодатель», как писала газета Welt, генерал‑лейтенант в отставке Альфред Краузе, бывший глава военной разведки Национальной народной армии ГДР. Газета писала, что это была встреча с двойной символикой, поскольку Краузе тоже ждал процесс в Высшем суде Дюссельдорфа. Генерала обвиняли в измене, поскольку он нес ответственность за деятельность трех агентов военной разведки ННА ГДР, которые работали в штабе ВВС при постоянном представительстве НАТО и в вычислительном центре Бундесвера.

Жаркая осень 1989 года

Возможно, что, как считает немецкий журналист Андреас Кабус, написавший исследование о деятельности военной разведки ГДР, это (включая начавшийся процесс против Краузе) было связано с широко распространенным в ФРГ заблуждением о роли и месте военной разведки в административной системе ГДР. Многие в Западной Германии считали военную разведку просто составной частью Штази. Дело дошло до того, что даже такой западногерманский авторитет в области тайных войн, как Карл Вильгельм Фрикке, издал в 1989 году книгу, в которой признавал, что Министерство обороны ГДР имеет свою собственную разведслужбу, но административно и оперативно она, мол, зависит от внешней разведки Штази. Но, как отмечает Кабус, это было не так,  и штаб‑квартира военной разведки находилась на Обершпеерштрассе в отличие от штаб‑квартиры внешней разведки МГБ ГДР, размещавшейся на Норманненштрассе. Причем она продолжала свою работу и тогда, когда МГБ ГДР, включая и внешнюю разведку, были уже распущены. Напомним, что решением Народной палаты ГДР от 17 ноября 1989 года на смену Министерству обороны пришло Ведомство национальной безопасности (Amt fьr Nationale Sicherheit) под руководством Вольфганга Шваница. 8 декабря председатель Совета министров ГДР Ханс Модров объявил о роспуске ведомства, а 14 декабря правительство приняло и подтвердило решение о его ликвидации. Военная же разведка была ликвидирована лишь в марте 1990 года. Конечно, военная разведка пересекалась с МГБ ГДР, поскольку в ГДР была принята советская система (она и поныне  действует в России).

Речь идет о военной контрразведке. В КГБ это было третье главное управление. А в МГБ ГДР – управление 2000, которое также называлось главным управлением № 1, и его задачей являлась защита армии от внедрения агентуры западных спецслужб. Разумеется, это подразделение было встроено в систему военной разведки ННА и имело там как своих официальных, так и неофициальных представителей ­­агентуры и доверенных лиц. Но ни руководство ННА, ни Министерство обороны ГДР не знали ничего о неофициальных сотрудниках МГБ ГДР в своих рядах. Более того, оно само было объектом наблюдения со стороны Штази. Правда, в случае появления подозрений на предмет сотрудничества офицеров военной разведки с противником для их активной разработки вплоть до ареста требовалось согласие руководителя военной разведки.

Опасность для сотрудников военной разведки ННА такого рода неофициальной деятельности МГБ ГДР состояла в том, что разгром штаб‑квартиры Штази на Норманненштрассе толпами берлинцев 15 января 1990 года и захват имевшихся там документов (понятно, что среди погромщиков были и кадровые сотрудники иностранных разведок) не только ставили под удар агентуру Штази среди сотрудников военной разведки, но могли пролить свет на некоторые ее операции, которые могли быть им известны. А следовательно, и на участников этих операций, в том числе агентуру военной разведки из числа граждан ФРГ и других западных стран. Как писал один не названный по имени подполковник военной разведки в берлинской газете Junge Welt, «наши собственные документы мы своевременно уничтожили, и они не могли послужить компроматом ни на кого. Но меня беспокоит картотека, которую МГБ ГДР из недоверия к нам, очевидно, создавала. В ней могли содержаться описания отдельных операций, имена агентов, сотрудников и источников информации». Наверное, предполагал подполковник, этих сведений было достаточно, чтобы поставить человека перед альтернативой: либо ты все рассказываешь, либо мы тебя уничтожаем. Конечно, не нужно понимать слово «уничтожаем» в прямом смысле, речь шла о судебном преследовании на основании полученного компромата.

Журналист Кабус приводит в своей книге пример недопустимого вмешательства МГБ ГДР в святая  святых любой разведдеятельности – работу с агентурой. Речь идет о кураторе от Штази по имени Эберхард Леман, который появился в штаб‑квартире военной разведки с целью улучшения их профессиональной деятельности. Он имел право давать указания руководству двух важнейших отделов военной разведки, занимавшихся агентурной работой. Это был очень амбициозный человек, совершенно очевидно стремившийся к власти. Дело даже дошло до открытого конфликта его с политическим руководителем ННА Вальдемаром Вернером. Конфликт закончился тем, что Лемана отозвали обратно в МГБ ГДР, где он продолжал служить в управлении контрразведки (управление 2 Штази) и даже через год получил из рук министра госбезопасности Эриха Мильке  орден за заслуги перед отечеством в бронзе. После объединения Германии он, как утверждает Кабус, продал данные о сотрудниках военной разведки и проводившихся ими операциях, о которых ему было известно в период пребывания в военной разведке, Западу. Из‑за этого некоторые агенты, сотрудничавшие с военной разведкой, оказались за решеткой.

С психологической точки зрения амбициозность довольно противоречивая черта. В классическом Словаре русского языка С.И. Ожегова она объясняется как спесивость, чванство, самолюбие и притязание на что‑либо. Ныне же она воспринимается как положительная характеристика человека, который стремится достичь высоких целей, добиться успеха, иметь больше, чем сейчас. К чему отрицательное отношение сохранилось, так это к тому, что называют «голые амбиции», – масштабные планы, не подкрепленные необходимыми ресурсами: способностями, опытом, трудолюбием. Конечно, амбициозность всегда граничит с коварством и предательством, причем не только в разведке и не только в Германии.

Собственный путь военной разведки в ГДР

После роспуска МГБ ГДР предполагалось создание для ННА собственной специальной контрразведывательной службы по образу и подобию западногерманской военной контрразведки MAD. Но создание новой спецслужбы не состоялось из‑за ликвидации ГДР.

Дальнейшие размышления касались объединения двух спецслужб военной разведки ННА и внешней разведки МГБ ГДР и создания на их базе единой разведслужбы. Практически речь шла о том, чтобы включить в состав военной разведки от 400 до 2 тыс. офицеров внешней разведки. Эта идея возникла в период деятельности правительства Модрова (с ноября 1989-го по апрель 1990 года), то есть до проведения выборов с участием новых партий, победителем из которых вышла восточногерманская ХДС.

Надо сказать, что военным разведчикам эта идея не понравилась. Они аргументировали ее отклонение тем, что обе спецслужбы имели различные структуры и принципы работы. Подобные аргументы вполне устроили тогдашнего министра обороны ГДР адмирала Теодора Хоффманна. Но, как отмечает Кабус, у негативного ответа военных разведчиков имелась и политическая подоплека. Якобы это была «поздняя месть за пережитые ими унижения от сотрудников Штази». Глава военной разведки генерал‑лейтенант Краузе назвал такие предположения, которые в те годы активно высказывались в массмедиа, «полной чушью» и сослался на чисто практические размышления.

Но, как утверждает Кабус, и руководство внешней разведки МГБ ГДР негативно отнеслось к такому проекту, поскольку считало, что военные разведчики вряд ли справились бы с таким разросшимся аппаратом.

Впрочем, можно предположить, что все‑таки какое-то решение было принято. В связи с этим нельзя не обратить внимания на появившееся на радиостанции Deutschlandfunk 19 июня 1990 года заявление Фридриха-Вильгельма Шломанна, западногерманского юриста, работавшего в свое время в западногерманском Министерстве по общегерманским вопросам и Министерстве обороны, где он отвечал за вопросы ведения психологической войны. Этот ученый, считающийся христианскими демократами  экспертом по разведслужбам, утверждал в своем заявлении, что якобы все сотрудники подразделения внешней разведки МГБ ГДР, которые занимались «шпионажем по военным вопросам», перешли на службу в военную разведку ННА, и ее численность благодаря этому возросла до 4 тыс. человек. На следующий день Министерство разоружения и обороны, созданное пришедшими к власти в результате последних выборов в Народную палату ГДР 18 марта 1990 года христианскими демократами, выступило с опровержением.

Могло ли подобное случиться? В принципе да, поскольку и во внешней разведке МГБ ГДР, и в военной разведке ННА применялся объектовый принцип работы. Прежде всего надо отдавать себе отчет, что стратегическая разведка, которой занималась внешняя разведка МГБ ГДР в военной разведке ННА, занимала не столь значительное место. Некоторые источники утвержают, что не более 10%. Большее значение для ведения боевых действий имеют тактическая и оперативная разведка. Но разумеется, нередко интересы обоих разведок пересекались, и они независимо друг от друга могли работать по одним и тем же объектам, например Министерству обороны ФРГ. Перевербовки одними спецслужбами агентов других спецслужб не допускались. Но практически это можно было сделать лишь путем проверки по учетам той или иной спецслужбы. Другими словами, на заинтересовавшее разведку лицо направлялся запрос в другую спецслужбу. А это означает, что другая спецслужба могла быть в курсе интереса той или иной спецслужбы к определенным лицам.

Но времени на создание единой разведслужбы, какую представляет собой, например, Федеральная разведывательная служба ФРГ (BND), у ГДР просто не хватило.

В действительности численность кадрового состава военной разведки ННА, если говорить о центральном аппарате, невелика. Штаб руководителя разведки охватывал всего 50 человек. В информационной службе было занято 200 человек. 160 офицеров осуществляли руководство агентурной сетью за рубежом. В аппарате военного атташата в диппредставительствах ГДР за рубежом работали 240 офицеров и унтер‑офицеров. Руководство войсковой разведкой осуществляли около 400 офицеров, унтер‑офицеров и гражданских лиц. В подчинявшемся центральному аппарату научном институте, осуществлявшем функции переподготовки кадров, было занято 150 офицеров. Прослушиванием эфира занимались примерно тысяча офицеров и унтер‑офицеров. Эти данные можно найти в работах австрийских ученых, посвященных деятельности военной разведки ННА против нейтральных государств Европы.

Архивы МГБ, после его ликвидации, были открыты для широкого доступа. Фото Reuters

Вопрос уничтожения архивов военной разведки ННА до сих пор занимает умы историков, и,  возможно, не только их. Дело в том, что эти архивы были уничтожены вполне официально по приказу последнего министра по разоружению и обороне ГДР пастора Райнера Эппельманна. Он был евангелическим пастором в ГДР и считался известным оппозиционным деятелем тогдашнему режиму СЕПГ. После мартовских выборов, на которых, как уже указывалось выше,  Христианско-демократический союз ГДР получил относительное большинство, он стал в правительстве Лотара де Мезьера министром по разоружению и обороне. Другими словами, с тех пор и вплоть до 3 октября 1990 года, когда юридически состоялось объединение двух германских государств, он и был верховным руководителем военной разведки ННА.

15 августа 1990 года, как описывает эту самую, наверное, значительную заключительную сцену в истории военной разведки ННА Андреас Кабус, к воротам штаб‑квартиры военной разведки на голубой «Ладе»-«пятерке» подъехал курьер из Министерства по разоружению и обороне. У него в руках был документ, подписанный министром Эппельманном. В нем министр уполномочивал полковника Гюнтера Вайсса, руководителя только что созданной комиссии по анализу архивов, все архивы военной разведки ННА, размещенные для хранения в Потсдаме, изъять и уничтожить. До объединения двух Германий оставалось восемь недель.

Как отмечает Кабус, получить архивы из Потсдама не представляло труда. С проблемами комиссия столкнулась при изъятии архивов военной разведки ННА, которые хранились в бывшем МГБ ГДР. Напомним, что речь идет о материалах военной контрразведки. Дело в том, что штаб МГБ ГДР на Норманненштрассе был захвачен правозащитниками, которые и продолжали его удерживать. Они отказывались допускать посторонних к этим актам. Дело дошло до того, что пришлось вмешаться главе правительства ГДР и даже федеральному ведомству канцлера ФРГ, которое дало добро на изъятие документов, касающихся военной разведки ННА из архивов МГБ ГДР.

Только так часть архивов перекочевала на Обершпеерштрассе, чтобы тут же очутиться в «пасти» шредера ­– оффисного устройства для измельчения бумаги.

Вопрос, на который пока нет ответа, состоит в том, зачем это надо было Эппельманну, который  после ликвидации ГДР ряд лет заседал от ХДС в Бундестаге.

Возможно, в служебном донесении руководителя военной разведки ННА от 13 сентября, которое было направлено Эппельманну, и содержится ответ на этот вопрос. В нем говорится, что операция по уничтожению завершена. Все материалы, по которым можно было бы установить личности, объекты и образ действий разведки, уничтожены. Таким образом, безопасность источников и других сотрудников разведки, действовавших в интересах ГДР и на территории ФРГ, гарантирована. Невозможна также реактивация или продолжение работы бывших сотрудников, как и переход бывших сотрудников на службу других разведок.

Предполагается, что Эппельманн пошел на такие действия, чтобы уничтожить свидетельства своей личной прошлой деятельности и своих контактов или контактов своих коллег по нынешнему состоянию дел, которые могли бы в будущем нанести ущерб. Бывший его коллега по правительству де Мезера министр внутренних дел Петер‑Михаэл Дистель считает, что именно Эппельманн несет полную ответственность за уничтожение документов подчинявшейся ему военной разведки, действовавшей против ФРГ.

Другое дело, что Эппельманн, как свидетельствуют доступные общественности данные архивов МГБ ГДР, поддерживал контакты с американскими и французскими спецслужбами. Речь идет о генеральном директорате внешней безопасности французского Министерства обороны (DGSE) и о ЦРУ. И как известно, и США, и Франция имели иное представление, чем в Бонне, как должен был происходить процесс объединения двух германских государств. Поэтому позиции, которые занимали в процессе объединения иные западногерманские чиновники, и их действия вопреки интересам двух великих держав были бы небезынтересны и Франции, и США. Военная разведка ННА могла иметь информацию на этот счет. Скорее всего поэтому и в ведомстве федерального канцлера дали добро на уничтожение подобного компромата. Сам Эппельманн, если верить бывшему центральному органу восточногерманского ХДС, газете Neue Zeit, согласовывал вопрос уничтожения актов с федеральным министром внутренних дел ФРГ Вольфгангом Шойбле.

Роспуск агентурной сети

Конечно, и без приказа Эппельманна руководство военной разведки ННА принимало меры по обеспечению безопасности работавших с ними граждан других стран. В этом плане решающим было прекращение существовавшей до сих пор практики ведения разведдеятельности. Документ об этом был подписан министром обороны в правительстве Модрова адмиралом Хоффманном 16 марта 1990 года. Военная разведка переименовывалась в Информационный центр. Ведь настроения в ГДР были не в пользу секретных служб. Документ касался прекращения разведывательной активности в западных странах. Предполагалось, что еще имевшиеся задачи можно было решать силами военных атташе с помощью их официальных контактов. После выборов 18 марта на Обершпеерштрассе начали уничтожать все признаки ведения разведдеятельности. Агентуре поступили указания уничтожить их. Имелись в виду контейнеры для хранения микропленки, шифры, радиопередатчики и т.п. Еще ранее, в феврале 1990 года, были отозваны нелегалы, находившиеся в различных странах мира. Речь идет о кадровых офицерах разведки, работавших под вымышленными именами и жизненными легендами под различными прикрытиями.

Кабус указывает, что роспуск агентурной сети происходил поэтапно. С марта 1990 года прекратилась передача развединформации от агентуры и нелегалов в Берлин. С 31 марта по 30 июня 1990 года проводились только самые необходимые операции для нейтрализации и роспуска агентурной сети. В этот период генерал‑лейтенант Краузе доложил министру Эппельманну, что связь со всеми 138 «конспиративно работающими» сотрудниками на территории Западной Германии была прекращена. 23 мая в 23.30 прекратился обмен радиосигналами с агентурой. Всем агентам был послан в эфир сигнал «прощальное приветствие». Накануне посылки «прощального приветствия» руководители агентурой были отправлены в страны оперативного использования для встреч с агентурой, чтобы лично разъяснить им сложившуюся ситуацию и причины прекращения связи. Офицеры заверяли своих подопечных, что все данные, касавшиеся их деятельности, уничтожены. Агентов предупреждали о недопустимости попыток начать работу с какими‑то другими спецслужбами.

Следующим логичным шагом стал изданный 17 июня 1990 года за подписью адмирала Хоффманна приказ за номером 22/90, которым предписывалось ликвидировать все структурные подразделения в центральном аппарате. В структуре нового Министерства разоружения и обороны Хоффманн занимал пост заместителя министра и главы ННА. До 31 августа весь офицерский состав оперативных подразделений военной разведки был распущен.