ГИБЕЛЬ ИМПЕРИИ

 

ПРОДОЛЖЕНИЕ. НАЧАЛО В № 6, 2021 г.

 

Тридцать лет назад, в августе 1991-го, начались события, приведшие к одной из крупнейших геополитических катастроф XX столетия. Советский Союз то ли был убит, то ли покончил жизнь самоубийством, то ли скончался от старости. Последствия мы ощущаем до сих пор.

«ОСУЩЕСТВИТЬ ШТУРМ БЕЛОГО ДОМА»

Ночь Виктор Фёдорович провел дома. Прибыв утром 20-го на работу, генерал Карпухин провел инструктаж личного состава подразделения.

К 11 часам командира Группы «А» затребовал к себе генерал Расщепов, и вместе они отбыли к заместителю Председателя КГБ генералу Гению Агееву.

На этой встрече присутствовали представители многих управлений. Здесь-то впервые открытым текстом и прозвучала команда о захвате Белого дома, однако приказ был отдан в устной форме.

В записке Карпухина по этому поводу сказано: «Была поставлена конкретная задача. С приданными частями Советской Армии осуществить штурм Белого дома и интернировать правительство России. Задавались вопросы по нашей вооруженности и каждому, из присутствующих, ставились конкретные задачи».

Только… было уже поздно! Психологическая атака не удалась, танки перед Белым домом были остановлены еще утром 19 августа, время — безвозвратно упущено. ГКЧП запаздывал на сутки. Но эти сутки решили все, кардинальным образом изменив расклад политических сил.

«С этой минуты, — сухим языком констатирует генерал Карпухин, — для меня стало ясно, что это политическая авантюра, могущая привести к большим человеческим жертвам и непредсказуемым последствиям».

И далее, давая вдруг прорваться эмоциям, Виктор Фёдорович пишет уже в ином ключе: «Свои душевные сомнения мне сложно переложить на бумаге, но в этом отношении я четко для себя сделал вывод, что сделаю все, чтобы этого не допустить».

Командир Группы «А» ФСБ России в 1998-1999 годах генерал-полковник Александр Мирошниченко:

— ГКЧП в августе 1991-го я прошел от начала и до конца. На первом этапе все было сделано и подготовлено для того, чтобы провести ту операцию, которая была намечена. Я был руководителем среднего звена, но уже тогда понимал, что среди «путчистов» нет согласия, никто не хочет брать на себя ответственность и полноту власти.

У Белого дома меня поразило не столько укрепление, сколько огромное количество молодежи, зрителей, зевак. Я видел в Баку перевернутые КАМАЗы, залитые бетоном. Здесь же баррикады были символическими. Было много людей, просто сидящих на парапетах Москвы-реки и наблюдающих за происходящими событиями. И первый вопрос, когда нас собрал Виктор Фёдорович Карпухин, был такой — как в процессе штурма обезопасить этих людей? Подчеркиваю, что собственно по штурму вопросов не возникало. Но было ясно, что как только операция начнется, люди будут прыгать в реку и побегут по набережной, возникнет давка и будут жертвы. Виктор Фёдорович на это сказал, что ОМСДОН сделает коридор к зданию Белого дома.

Второй вопрос, который я ему задал: куда нам отходить? Уже был опыт, когда после операции за нами ехала вереница машин. Конспиративная квартира располагалась тогда в центре Москвы, и мы бы ее засветили. Было принято решение отходить в Ярославль.

В общем, мнения разделились: кто-то сказал, что нам не надо участвовать, кто-то промолчал, кто-то был «за». Но если бы в подразделение приехал начальник Седьмого управления Евгений Михайлович Расщепов, собрал бы нас в зале, как положено, и поставил бы перед нами задачу — мы бы ее выполнили! Но этот вопрос отдали на откуп Карпухину. Так что не нужно думать, что мы в один голос сказали, что не пойдем на штурм. Мы — люди военные, мы знаем, что такое устав, мы не были разложены ни по каким позициям.

«ПОНИМАЯ ВСЮ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ…»

Следующий сбор состоялся в 14 часов в Министерстве обороны — в кабинете генерала Владислава Ачалова, заместителя главы оборонного ведомства по экстремальным ситуациям.

Об этом совещании написано много. Но вот свидетельство тогдашнего командующего ВДВ генерала Павла Грачёва относительно Карпухина, оно сохранилось на пожелтевших страницах газеты «Известия».

Корреспондент интересуется: «Как вел себя во время совещания командир «Альфы» генерал Карпухин?» — «Активности с его стороны не было. На мой взгляд, он был даже пассивен и подавлен».

После всех, кто присутствовал на совещании в Министерстве обороны, принял Агеев, продолжив обсуждение силовой акции по Белому дому. Главная роль отводилась спецназу КГБ. Был заслушан заместитель командующего ВДВ генерал Александр Лебедь, который дал оценку силам, способным оказать сопротивление.

Для решения поставленной задачи в распоряжение командира Группы «А» передавались специальные подразделения (включая «Вымпел») трех управлений КГБ и силы МВД — дивизия имени Ф. Э. Дзержинского, столичный ОМОН. Всего 15 тысяч человек. Задачи ставились конкретно каждому подразделению. Начало операции — три часа ночи. Час волка.

Первым в дело должен был вступить спецназ МВД. Ему предстояло «прорубить» в рядах защитников с помощью специальной техники и водометов проходы к Белому дому. Затем, согласно плану, в дело вступает спецназ КГБ. Бойцы «Альфы» гранатометами вышибают входные двери, пробиваются на пятый этаж (или в бункер) и захватывают Бориса Ельцина.

На совещании уточнялись и детализировались задания, поставленные перед конкретными подразделениями. Одни подавляют очаги сопротивления в Белом доме, другие, разбившись на «десятки», осуществляют фильтрацию тех, кто будет обнаружен внутри. Третьи блокируют все выходы из здания.

Карпухину, как командиру объединенного «кулака», предлагалось использовать армейские силы — танки и самолеты (впрочем, исключительно для психологического воздействия).

В его записке читаем: «Понимая всю ответственность положения, в котором я оказался, от приданных средств я отказался, тем самым оставив право решать судьбу Белого дома за собой».

Имелись данные, что в здании парламента находятся вооруженные стрелковым оружием люди, около пятисот человек. Без больших человеческих жертв среди гражданского населения взять «цитадель российской демократии» было невозможно. Осознание этого факта явилось главной причиной отказа Группы «А» участвовать в штурме, а отнюдь не страх за свои жизни, как это пыталась представить радикальная пресса того времени.

«До нас, конечно, доходила информация о силах защитников, — пояснял впоследствии Виктор Фёдорович, — но противостоять профессионалам они не могли. Если говорить прямо, то в течение получаса поставленная перед «Альфой» задача была бы выполнена. Правда, с очень многочисленными жертвами. Мы знали, где находится Ельцин, другие руководители, имели поэтажный план. Каждый боец «Альфы» обеспечен индивидуальной связью и может действовать автономно».

Вместе с заместителем начальника УКГБ по Москве и Московской области генерал-майором А. Б. Корсаком командир Группы «А» выезжал на рекогносцировку. Еще на подходе к Белому дому им стало понятно, что проведение какой-либо операции — безумие.

«ПРИКАЗ ПРАВИТЕЛЬСТВА»

В 18 часов 30 минут Карпухин прибыл на базу. Тут же собрал своих заместителей и командиров отделений, озвучил поставленную перед подразделением боевую задачу. На уточняющий вопрос — «Чей приказ?», ответил четко и лаконично: «Приказ правительства». Повторил это дважды.

Старшие офицеры подразделения понимали: проводить силовую акцию нецелесообразно, поскольку она приведет к большим человеческим жертвам. . Однако отказа выполнить приказ не было! Это уже вольная интерпретация в прессе того времени.

Да, сотрудники Группы «А» не жаждали быть «последним доводом» власти, которая в лице Горбачёва по полной программе использовала их для решения конфликтов на этнической почве по всей территории Советского Союза.

Когда в ночь на 13 января 1991 года при штурме вильнюсской телебашни выстрелом в спину был убит лейтенант Виктор Шатских, из руководителей КГБ никто не приехал в аэропорт, чтобы встретить гроб с телом сотрудника «Альфы». Такое не забывается. А Горбачёв, по своему обыкновению, ушел в кусты.

Карпухин, знавший Виктора с детства, старался поначалу оставлять его «на хозяйстве»: «Посиди пока здесь, в Москве». Однажды, когда предстояла очередная командировка в горячую точку, командир зачитал список. Виктор услышал, что все ребята из его отделения летят, а он — нет. Тогда он сказал «дяде Вите»: «Я пришел сюда служить, а не отсиживаться», — и вылетел вместе со всеми.

Почётный президент Международной Ассоциации ветеранов подразделения антитеррора «Альфа» полковник Сергей Гончаров:

— Тогда в Вильнюсе погиб наш товарищ лейтенант Виктор Шатских. Замечательный парень, молодой, красивый. Ему выстрелили в спину, когда бойцы пробивали дорогу к объекту. «Ястребы» в Литве тут устроили игры, обвинив наших товарищей в военных преступлениях. Однако у «альфовцев» были холостые патроны, а по толпе… свои стреляли в своих.

А потом случилось предательство. Пять дней… целых пять дней ни одно силовое ведомство Советского Союза не признавало его своим офицером. МВД, КГБ, ВДВ — все открестились: не наш, мол. Крючков молчал, будто события в Литве произошли в каком-то другом государстве. Представляете, каково было родителям?

В аэропорту гроб с телом Вити встречали только мы и его отец, Виктор Александрович. Полковник КГБ. Ни один из тех, кто посылал нас туда, не соизволил появиться. А Горбачёв вообще заявил, что он никакого приказа по Вильнюсу не отдавал, спал, и кто такой Шатских — не знает.

Мы прошли Душанбе, Карабах, Баку, Степанакерт, Ереван… Нашими руками все время пытались решать политические вопросы. И вот наступил август 1991-го. Мы поняли: «Альфу» опять толкают в авантюру. За участие в этой операции подразделение, которое призвано бороться с террористами, а не с собственным народом, заплатит своими и чужими жизнями.

«ВИКТОР, НЕ ВВЯЗЫВАЙСЯ В ЭТО ДЕЛО»

Генерал Карпухин по спецсвязи доложил Крючкову об оценке подразделением текущего момента.

Вот свидетельство Виктор Фёдоровича, датированное концом августа 1991-го: «Все руководство КГБ понимало, что отдать приказ, минуя меня, они не смогут […] Отстраняя меня, они сразу «заваливали» переворот. А мы — единственная сила, на которую можно было опереться».

Что и говорить, руководители ГКЧП являлись выдвиженцами Горбачёва. Его кадрами. Они не имели ни воли, ни сил противиться разрушительной политике «Горби» и его единомышленников, а когда пришло время, оказались не в состоянии ввести в стране режим ЧП. Видеть в них людей, которые могли остановить развал страны, значит утратить чувство реальности, — то чувство, которое было у «головорезов Крючкова».

С командиром «Альфы» связался глава российского КГБ Виктор Иваненко: «Виктор, не ввязывайся в это дело…» Знал Карпухин и позицию начальника разведки Леонида Владимировича Шебаршина, придержавшего личный состав Отдельного учебного центра КГБ СССР (официальное название разведывательно-диверсионного отряда «Вымпел», командир — полковник Бесков Борис Петрович) от участия в операции.

— В самый напряженный момент, — вспоминал Карпухин, — мне кто-то из Белого дома позвонил и спросил, где мы находимся. Я сказал, что в десяти минутах от них. Там у всех шок. Истолковали: мол, «Альфа» уже выдвинулась. Они и не знали, что на этом самом месте «в десяти минутах» мы базируемся уже десять лет, маскируясь под базу ДОСААФ.

В 19 часов все командиры подчиненных Карпухину на время операции частей и подразделений собрались на конспиративной квартире. Информация, услышанная ими от командиров «Альфы» и «Вымпела», поразила: спецназ КГБ дает неутешительный прогноз относительно предстоящей операции.

Нет, спецназ отнюдь не отказывается выполнить приказ! Однако проведенный анализ ситуации вокруг Белого дома, основанный на совокупности собранных сведений, включая результаты рекогносцировки, говорит о предстоящих больших жертвах. Их не избежать!

После чего Карпухин и Бесков выехали для доклада к руководству КГБ.

«В кабинете т. Агеева, — читаем в записке В. Ф. Карпухина, — мы, каждый из нас, сознательно и аргументировано доложили нашу позицию, что таким способом достигнуть политических решений невозможно, что будут большие человеческие жертвы, и просим учесть это при принятии решения. Наши соображения он обещал доложить Председателю».

Что и было незамедлительно сделано.

А по городу, тем временем, ползли тревожные слухи, что «Альфа» вот-вот начнет штурм Белого дома. Об этом сообщила радиостанция «Эхо Москвы». Вокруг здания оставались самые стойкие, около десяти тысяч человек. Было очень много молодежи. Разбившись на десятки и взявшись за руки, люди опоясали собой Белый дом. Любители анархической вольницы расположились в некотором отдалении — на «пьяных баррикадах».

Вернувшись на базу (на часах — 23.00), Карпухин, как он пишет, «с облегчением отправил личный состав отдыхать, для себя решив, что самое страшное уже позади». До утра он находился на охраняемой конспиративной квартире.

В ночь перед предполагавшимся штурмом состоялся разговор с Павлом Грачёвым: «Звоню своему начальству, но никто не отвечает». — «Где находишься?» — «В двух километрах от здания парламента России. Оценил обстановку и принял решение», — Карпухин взял паузу, а Грачёв его не торопил. — «Участие в штурме не целесообразно». — «Спасибо, я тоже такого мнения. Моих на территории Москвы нет…»

Этот звонок Карпухина, судя по воспоминаниям генерала Лебедя, состоялся в начале первого ночи. Однако время было безнадежно упущено еще утром 19 августа в Архангельском, когда Ельцин спокойно выехал в Москву, и теперь ГКЧП, пожиная свои плоды, агонизировал, доживая последние часы.

Командир Группы «А» понимал и то, что руководители «путча» управлять государством не смогут по определению. «В этой восьмерке, — отзывался о них Карпухин на исходе первой недели августа 1991 го, — нет сильных личностей. Поодиночке они ни на что не способны, только «кучей» они отважились на этот шаг. Поэтому я делал все, чтобы ничего не делать».

Наблюдая очевидную слабость ГКЧП, его нерешительность и безволие, аналогично Карпухину в те раздерганные дни поступали многие люди в погонах. Самолеты с десантниками отчего-то сбивались с графика, шли вразнобой и садились не на те аэродромы. Подразделения полков смешивались, управление оказалось частично нарушено. Шла имитация действий, военные тянули время.

«Считаю, что в данной ситуации, — пишет в заключении Карпухин, — мной было сделано все возможное для решения этой проблемы мирным путем. Последовательные действия тт. Корсака, Ионова (генерал-майор В. Я. Ионов, заместитель начальник 15-го Главного управления КГБ — П. Е.), Бескова, командиров Группы «А», привели к единственно правильному решению и остановили побоище.

Готов за свои действия нести ответственность. Считаю, что специальные подразделения, войска должны быть законодательно избавлены от выполнения таких авантюрных решений.

В настоящее время я от командования группой отстранен. Прошу Вас оказать содействие в решении моей судьбы — либо уволить из органов КГБ, либо предоставить работу на другом участке, где я смогу приносить пользу».

«КРЕПИСЬ, ВИКТОР, ТЫ СНЯТ С ДОЛЖНОСТИ…»

После смерти ГКЧП (для маршала Сергея Ахромеева и министра внутренних дел СССР Бориса Пуго она наступила в прямом смысле) Виктора Фёдоровича взяли в оборот. Но никакого «криминала» за ним не было.

В архиве сохранился любопытный документ под названием «Заключение по материалам расследования роли и участии должностных лиц КГБ СССР в событиях 19-21 августа 1991 года». Он был подписан Бакатиным в сентябре 1991 года.

О Викторе Фёдоровиче в нем сказано следующее: «По распоряжениям Крючкова В. А. и Грушко В. Ф., Агеева и Расщепова 17 и 18 августа привел в боеготовность личный состав группы, осуществлял подготовку спецмероприятий в отношении Президента РСФСР, проводил рекогносцировку в аэропорту «Чкаловский», в дачных комплексах «Сосенки» и «Архангельское».

По его команде группа «А» в количестве 60 человек выдвигалась 19 августа в район «Архангельского».

По указанию Агеева осуществлял подготовку штурма группой «А» совместно с подразделениями Советской Армии и МВД СССР здания ВС РСФСР. Доложил Агееву о возможных последствиях проведения операции».

Как видим, никакого криминала. Но это мало кого интересовало. Решение по Карпухину было принято. Точка.

Командира «Альфы» вызвал в Кремль временщик Вадим Бакатин — новый руководитель, пришедший на Лубянку, чтобы «исполнить волю президента» по уничтожению КГБ.

— Об этих событиях, — с горечью вспоминал сам Виктор Фёдерович, — меня заслушивал Степашин, возглавивший в КГБ соответствующую комиссию. Довольно долго я отчитывался, часов восемь, наверное. Мои действия никакой политической подоплеки не носили. В смутные времена всегда что-то подобное происходит. На следующий день мне позвонили из секретариата Бакатина и сказали, что я приглашен в Кремль.

Я пришел в приемную. Прождал минут сорок. Потом из бакатинского кабинета вышел Шебаршин и «успокоил»: «До выяснения обстоятельств тебя отстранили от должности командира «Альфы». Но ты не расстраивайся — меня тоже сняли».

…Я вернулся в Группу. Состояние, конечно, было несколько подавленное. Взял личные вещи, опрокинул стакан водки и уехал к отцу на дачу. Меня вывели за штат, в резерв управления кадров. Был в резерве довольно долгое время, смехотворные должности предлагали. Однажды какой-то капитан, мне совершенно неизвестный, начал меня учить, как жить. Я сказал, что в его советах не нуждаюсь, и написал рапорт: «В связи с сокращением кадров и выслугой лет прошу уволить в запас». Рапорт удовлетворили за двадцать четыре часа и потом еще полгода не могли решить, какую же мне пенсию платить.

После отставки Карпухин просидел несколько дней на квартире вместе с участником штурма дворца Амина Николаем Берлевым. Тогда же первый раз в своей жизни он попробовал, что такое валидол. В голове вертелись слова Леонида Шебаршина: «Крепись, Виктор, ты снят с должности…»

Окончание в следующем номере.