МЕЖРЕГИОНАЛЬНЫЙ ОБЩЕСТВЕННЫЙ ФОНД
СОДЕЙСТВИЯ СТРАТЕГИЧЕСКОЙ
БЕЗОПАСНОСТИ

Аналитика

Информационно-аналитическая группа
«Горбачев сквозь пальцы смотрел на все шаги Ельцина»
01.05.2015 · Аналитические обзоры

«Горбачев сквозь пальцы смотрел на все шаги Ельцина»

Бывший член ЦК КПСС Алексей Пригарин о том, почему перестройка так легко разрушила СССР

773166 07.11.1990 Президент СССР Михаил Сергеевич Горбачев (третий справа), Председатель Верховного Совета РСФСР Борис Николаевич Ельцин (второй справа) и другие руководители страны, РСФСР, КПСС, Москвы возглавляют колонну демонстрантов. Последняя ноябрьская демонстрация на Красной площади в честь 73-летней годовщины Великой Октябрьской социалистической революции 1917 года. Алексей Бойцов/РИА Новости
Фото: Алексей Бойцов / РИА Новости

Тридцать лет назад, в марте 1985 года, к власти в СССР пришел Михаил Горбачев. Спустя месяц после назначения на пост генерального секретаря он озвучил знаменитые «апрельские тезисы», от которых принято вести начало перестройки. Бывший член ЦК КПСС Алексей Пригарин с марта 1991 года и до запрета компартии возглавлял Центр политического анализа и прогнозирования при ЦК КП РСФСР. Он рассказал «Ленте.ру» о создании Марксистской платформы в КПСС и о том, как видит перестройку 30 лет спустя.

Есть три версии происхождения перестройки: одни считают, что она была искусственно вызвана усилиями Запада. Другие — что за перестройкой скрывалась борьба за власть старой и новой номенклатуры. В пользу второй версии говорит то, что Горбачев сменил 70 процентов членов Политбюро и 60 процентов первых секретарей. Последняя версия — что перестройка была вызвана объективными обстоятельствами, то есть тем, что СССР проиграл соревнование с Западом. Вы придерживаетесь какой-то из этих версий?

Пригарин: Я придерживаюсь в основном третьей версии, но не потому, что мы проиграли, а потому что тогда назрели внутренние перемены. И в этом смысле я поддерживал перестройку первые два — два с половиной года, и не стыжусь этого. Я поддерживал лозунг перестройки «Больше демократии, больше социализма», кампанию за гласность. Я переосмыслил свое отношение к политике Горбачева и стал критически к нему относиться, когда он начал высказываться за привлечение частных средств, за безграничное развитие кооперативов и был выдвинут лозунг приватизации. Причем объявлял об этом Горбачев все время не в Москве. Один раз в Испании, второй — во время выступления перед активом Черноморского флота. Хотя, если честно, недоверие Горбачев стал у меня вызывать уже к концу 1985 года. Он говорил, говорил, много обещал на встречах с отраслевыми и региональными активами, причем всем одно и то же. Будем, мол, силы и средства на ваше развитие бросать. Мне, как экономисту, было понятно, что это невозможно. Но с другой стороны, мне нравилась бурная жизнь, которая тогда началась: открытые дискуссии, разные клубы.

Почему же перестройка все-таки пошла не в ту сторону? Лозунги-то, как вы говорите, были верные.

Вы меня поднимаете на верхние этажи абстракции. Потому что, согласно марксистской, самой схематичной оценке, рост производительных сил наткнулся на устаревшие производственные отношения.

Никаких интриг и заговора не было?

Естественно. Хотя, конечно, США, как заинтересованный субъект, были в то время на стороне антикоммунистов (демократов) и как могли их поддерживали.

А если более подробно, то надо признать: кризис в СССР конца 1980-х годов носил общесистемный характер и развивался по нарастающей. Судите сами. Он охватил, прежде всего, систему государственного управления: замедление научно-технического прогресса, накопление диспропорций в экономике, расширение масштабов коррупции, нарушения принципа распределения по труду.

Во-вторых, кризис поразил официальную идеологию (консервация ее на уровне 30-х годов, неспособность отвечать на новые явления в обществе); в-третьих, политическую сферу (рост недовольства у интеллигенции, отчуждение от компартии рабочего класса); в-четвертых, межнациональные отношения (рост национализма во всех республиках СССР, прямые столкновения на этой почве как между отдельными республиками, так и внутри них). И, наконец, общественную мораль: распространение лицемерия и цинизма, негласное признание большинством народа приоритета буржуазных нравственных ценностей. Назрела необходимость кардинальных изменений в общественных отношениях. Было необходимо перейти на новую ступень социализма, которая сочетала бы эффективно действующую общественную собственность, социальную справедливость и политическую демократию.

Что нужно было делать с национальными конфликтами, с Прибалтикой, где сепаратизм начался раньше, чем в других республиках?

Если говорить о Прибалтике, то не нужно было проводить дурацкую политику централизации по отношению к национальным республикам. Однажды я был на встрече с одним из секретарей ЦК Эстонии в Таллине, и он взял меня за руку, подвел к окну, показал на крыши ратуши и говорит: вот посмотрите, чтобы отремонтировать крышу ратуши, я должен был обращаться в Совмин Союза и встречал там соответствующее отношение к национальным традициям.

Если конкретно: ситуация турбулентности, начинается парад суверенитетов. Не все республики стремились выйти из Союза, но какие-то ведь хотели. Стоило их удерживать? И как?

Во-первых, как я уже сказал, не надо было проводить такую политику, чтобы оскорблять национальные чувства в данных республиках. Во-вторых, если до этого дошло и необходима перестройка, то, конечно, должна была быть децентрализация.

Всегда говорится о том, что роль личности в истории России велика. Кандидатура Горбачева на пост генсека была продвинута Громыко. А если пофантазировать и представить, что, допустим, не Горбачев был выдвинут, а кто-то другой, это что-нибудь бы изменило? Или все-таки не так велика роль Горбачева в этих событиях?

В эпоху турбулентности, как вы правильно заметили, роль личности возрастает. С другой стороны, это было неизбежно, кто бы ни пришел. Вот прекрасный пример, страна после смерти Сталина: у Маленкова была своя программа реформ. У Хрущева — своя, более консервативная. Самая же либеральная была, и тут можно смеяться, у Лаврентия Павловича Берии. Причем и внутренняя, и внешняя — вполне социал-демократическая.

Когда вы решили создать Марксистскую платформу в КПСС?

Платформу мы создали, когда поняли, что дела плохи: в 1990 году. А было это так: в 1989-м был основан Московский партийный клуб «Коммунисты — за перестройку». Из него через полгода существования выросли две платформы: марксистская и демократическая. При этом слово «демократическая» надо бы взять в кавычки, ибо приняли название «Коммунисты за демократию», хотя ни одного коммуниста там уже не было.

В этом клубе были достаточно известные личности, потом активно работавшие против коммунистов. Например, Владимир Лысенко, который позже основал Республиканскую партию России. Наиболее крутой антисоветчик — Игорь Чубайс, он и сейчас остался при своих убеждениях. Из этого же клуба вырос Василий Шахновский, который затем был одним из близких помощников Гавриила Попова, работал управделами московской мэрии и потом проворовался. Все они состояли в КПСС.

Разношерстный коллектив клуба привел его к расколу на правый фланг и левый. Ярких представителей правого крыла я назвал, а на левом фланге были мы: я и покойный Анатолий Крючков, который после руководил Российской партией коммунистов.

На Всесоюзной конференции партклубов и парторганизаций, прошедшей в конце января 1990 года, создали «Демократическую платформу в КПСС». Многие коммунисты были не согласны с курсом на капитализм, который объявили на конференции, и тогда, в апреле 1990 года, организовали I конференцию сторонников «Марксистской платформы в КПСС». В ней принял участие Клуб марксистских исследований при МГУ Александра Бузгалина, Фонд социальных инициатив Сергея Скворцова и наш левый фланг московского партклуба.

Фактически это уже был распад КПСС?

Нет, мы не рассматривали КПСС как умирающую партию, хотя уже ближе к 1991 году были уверены, что КПСС разойдется как минимум на две партии. Горбачев на одном из пленумов ЦК прямо говорил: «В зале сидит несколько партий». Так и оказалось.

Значит, если бы не ГКЧП, то у марксистской платформы было бы время организоваться как следует до декабрьского XXIX съезда и во время раскола КПСС на две или более партий занять социалистическую нишу?

По независимым от нас подсчетам марксистскую платформу поддерживали тогда около трети членов партии. Эту же оценку подтвердило и голосование за антирыночную резолюцию, внесенную на XXVIII съезд движением «Коммунистическая инициатива» Виктора Тюлькина, при нашем участии. Уже многим было понятно, что слово «рынок» маскирует восстановление капитализма.

Да, и одна треть делегации ее поддержала. Получается, вас не поддержали не только реформаторы, но и консерваторы.

Видите ли, треть съезда в условиях недостаточного времени на разбег и с привычкой голосовать за то, что предложено центром, — это очень хороший результат.

Если кратко, то в чем заключалась программа Марксистской платформы?

Это сочетание политической демократии с социализмом, если в одной фразе. То есть общественная собственность и демократия.

Вы наверняка тогда знакомились с программой радикалов «500 дней», какое у вас к ней было отношение?

Отрицательное.

По-вашему, она не привела бы к спасению Союза, как сейчас утверждают либералы?

В любом случае эта политика была бы, как сейчас по-идиотски говорят, более лучшей. Она не предусматривала шоковую терапию.

Развал Союза, как и КПСС, тоже назрел и был неизбежен?

Союз, конечно, можно было сохранить, но немного в другой форме. Сохранив название и все достижения СССР. Что касается партии, то я отвечу исходя из марксистской теории: перемены были неизбежны. Если бы мы дожили до декабря 1991 года, когда должен был состояться очередной съезд, то партия мирно и органично разделилась бы на две или, скорее, на три партии, а может, и на четыре.

Вы сказали, что Союз можно было сохранить. Но если бы это произошло, не получилось бы пародии на социализм, как в Северной Корее?

В Корее я был в 92-м году. И у меня противоречивое мнение: с одной стороны, азиатский способ управления вполне национален, и с этим надо считаться. С другой стороны, это вечно продолжаться не может. Насчет национальной специфики: помню, был в Англии в гостях у турецкой компартии (в эмиграции) в 1994 году. Турки организовали мне встречу с лидером одной из английских компартий. Этот англичанин, рассуждая о Северной Корее, сказал, что говорить «единственный великий полководец» — варварство, на что я ответил, что нужно учитывать национальную специфику. К примеру, как здороваются китайцы: они говорят: «Десять тысяч лет жизни», — что явное преувеличение. Англичане тоже здороваются: «Long live». А самые скромные мы в Советском Союзе, потому что просто желаем здравствовать. И англичанин жутко обиделся.

Так все-таки: если бы Советский Союз был сохранен, не было бы это как Северная Корея?

Нет. Не было сил, которые были на это настроены. Не исключено, что мы бы имели какой-то вариант Китая.

Расскажите о вашей оценке ГКЧП, что это было: провокация или неудачная попытка изменить строй?

Это неудачная попытка, она отразила слабость мышц той КПСС. Все помнят дрожащие руки Янаева. Да и главное не это, а руки того, кто дал приказ ввести танки в Москву 19 августа. Потому что если ввели танки (я говорю чисто технологически, без политической оценки результатов), то обеспечьте их применение. Когда танки стоят на центральных площадях и ничего не делают, а вокруг каждого танка, естественно, группы протестующих, — это деморализация.

Но еще больше деморализовали действия Горбачева, который сквозь пальцы смотрел на все шаги Ельцина, например, к независимости России от центра, от Москвы. Горбачев остановил импичмент Ельцина. ГКЧП, конечно, критическая точка, когда все вырвалось наружу. Но смотрите, в июле, за месяц до ГКЧП, Ельцин подписал указ о ликвидации всех партийных ячеек на предприятиях. Горбачев это пропустил, как все остальные деструктивные действия Ельцина. Когда же Горбачеву на июльском партийном пленуме стали предлагать немедленно принять меры, он сказал: «Ну мы это обсудим, подумаем». И уехал отдыхать в Форос. Я думаю, что это было последней каплей…

Вы лично поддержали ГКЧП или нет?

Поддержал. Арестован не был.

Возможна ли была консервация режима, если бы выступление ГКЧП завершилось успехом?

Невозможна. В ГКЧП не было даже намека на возврат к авторитарной или диктаторской системе. Если внимательно изучить текст декларации ГКЧП от 19 августа, то все становится понятно — ни о какой авторитарной власти речи не шло.

Мало кто готов был защищать КПСС тогда, или я ошибаюсь?

В различного рода коммунистических партиях, которые образовались практически сразу после ГКЧП, включая КПРФ, кстати, в общей массе было более миллиона человек. Это немало. А митинги коммунистов на Манежной собирали столько же людей, сколько демократы. Это одна из причин, почему не стали развивать дальше историю с запретом КПСС.

После провала ГКЧП Ельцин запретил КПСС, а через год состоялся суд над партией, в Верховном суде прошло 35 заседаний, со стороны обвинения были бывшие члены партии. Но процесс закончился ничем. Как вы думаете, почему новые власти не решились на люстрацию?

Как это ничем? Я присутствовал на этих заседаниях, был среди свидетелей, но до меня дело не дошло. Суд принял половинчатое решение: он разрешил создавать организации КПСС снизу, но не разрешил восстанавливать партийную структуру. Люстрация в России? На это было бы забавно посмотреть, особенно на тех, кто бы ее стал проводить, ведь все были в партии. Представляете Ельцина, руководящего чисткой коммунистов. Или наоборот, даже настоящих демократов, академиков Сахарова или Лихачева, которые бы стали проводить чистки. В Восточной Европе ее проводили позже, и то только потому что к власти пришли откровенно антикоммунистические силы.

Комментарии 0