Джихадистский флот причалил к берегам России

Успехи экстремистов часто определяются некомпетентностью чиновников

иг, джихадисты, терроризм, экстремизм, северный кавказ, сибирь, дальний восток, корабельные джамааты, диалог цивилизаций Среди портовых и судовых чернорабочих Дальнего Востока быстро распространяются экстремистские идеи. Фото с сайта www.vmtp.ru

Запрещенное в России «Исламское государство», возможно, разгромлено в Сирии, как утверждают власти России. Но на нашей территории метастазы ИГ распространяются. Эта проблема обсуждалась экспертами 11 апреля с.г. на круглом столе «Динамика экстремизма в России», организованном институтом «Диалог цивилизаций».

Участники дискуссии отдельно обсудили тему «спящих ячеек» и террористов-одиночек. «Неизвестно откуда взявшиеся «спящие» террористы и одиночки – это сейчас общероссийский тренд, – сказал «НГР» главный редактор информационно-аналитического ресурса «Кавказский узел» Григорий Шведов. – Кроме них в России есть террористические организации, которые формально не относятся ни к ИГ, ни к «Имарату Кавказ» (запрещен в России). До сих пор неясно, почему ранее себя не проявляли «спящие» террористы, которые совершили год назад теракт в Астраханской области и два теракта в конце 2013 года в Волгограде. «Проснулись» террористы из-за страха или же чего другого, эксперты ответа не имеют. Это только спецслужбы могут знать». Шведов напомнил, что за взрыв в петербургском метро год назад ИГ или кто-то другой ответственности не взяли. А взрыв автобуса в Волгограде в октябре 2013 года устроила мало кому известная тогда джихадистская ячейка, формально не входящая ни в одну крупную террористическую структуру. Эта группировка больше ни в чем не участвовала. «Если сравнивать террористический почерк «Имарата Кавказ» и ИГ, то преступления «Имарата» были «сложносочиненными». Скажем, идет подготовка к Олимпиаде в Сочи или звучит Послание президента России Федеральному собранию – и вот где-то происходит взрыв, кого-то убивают. А в случае с ИГ мы видим, что какой-то юнец в Волгоградской области или в Сургуте просто берет дома нож, выходит на улицу и начинает резать людей», – сказал Шведов.

Говоря о ситуации с терроризмом в Северо-Кавказском федеральном округе (СКФО), эксперт отметил: статистика говорит о снижении в СКФО числа особо тяжких преступлений террористической направленности (теракты, убийства, захваты заложников). Но в ходе дискуссии Шведов сказал: если по всем признакам преступление напоминает акт терроризма, силовые структуры не всегда возбуждают уголовные дела по статье 205 УК РФ («Терроризм»): «Взорвался где-то фугас. Если никто не пострадал, то это не теракт, а обычный взрыв. Несмотря на то что ИГ взяло на себя ответственность за расстрел туристов в Дербенте в конце 2015 года, этот расстрел квалифицировали как убийство, а не как терроризм».

Северный Кавказ в плане джихадистского террора – притча во языцех. Чего нельзя сказать о Сибири и Дальнем Востоке. Эти регионы в плане джихадистской активности считаются благополучными, но это впечатление обманчиво. О реальной ситуации с террористической активностью за Уралом рассказывал на круглом столе ведущий научный сотрудник Тюменского госуниверситета Александр Ярков. «Сибирь и Дальний Восток по части терроризма не сегодня завтра превратятся в Северный Кавказ. Мы почувствуем рикошет, который связан с регулируемой и нерегулируемой миграцией. Тюменская область по привлекательности для мигрантов занимает четвертое место после Москвы, Московской области и Петербурга. Сейчас в нашей области идет воссоединение мигрантских семей. Это дети, жены, другая родня мигрантов из предшествовавших волн».

Исправительные колонии Восточной Сибири прославились тюремными джамаатами. «Основная часть осужденных исламистов отбывает наказание в колониях Западной и Восточной Сибири, – пояснил Ярков. – Бунт в ИК-35 в Хакасии, где местный джамаат потребовал от начальства соблюдения законов шариата, привел к большому числу жертв (подробнее в «НГР» от 07.12.16). Что делать с тюремными джамаатами и бунтами исламистов в колониях и СИЗО, мы теперь более-менее знаем. А на Дальнем Востоке есть неизученное опасное явление – корабельные, или трюмные, джамааты. В дальневосточной акватории зачастую ходят рыболовецкие суда без портов приписки. Они появляются там от путины к путине, на очень короткий период времени, поэтому на них надзорные органы не обращают особого внимания. В экипажах этих судов на неквалифицированных судовых ролях есть мигранты. Никаких документов на них не оформляют, за ними никто не следит. Эта черная рабочая сила создает на борту трюмные джамааты, вовлекая туда остальных рыбаков».

По дальневосточному периметру Транссибирской магистрали в городах и поселках функционируют в больших количествах салафитские общины, возглавляемые трудовыми мигрантами. В конце 2017 года в Сибирском федеральном округе было выявлено около 200 преступлений экстремистской направленности. Примерно в то же время Совет по правам человека при главе Чечни опубликовал список жительниц Урала и Сибири – жен боевиков ИГ, находящихся в местах лишения свободы на территории Ирака. Жительница Екатеринбурга Валерия Кокорина, 1999 г.р., была арестована иракскими властями во время зачистки лагеря ИГ в районе Мосула. Кокорина проникла к террористам из Турции, куда накануне отправилась как туристка. В Турции она заключила мусульманский брак с боевиком ИГ, который ее и вывез в лагерь террористов. Своим родителям молодая женщина сообщала из лагеря ИГ, что работает в Турции, замужем за турком. Аналогично оказались в рядах террористов жительница Нижневартовска Анастасия Трулева, 1982 г.р., жительница Тюмени Инесса Тиракова, 1991 г.р., и другие молодые гражданки России. Все эти женщины в сожительстве с террористами стали многодетными матерями. У 27-летней Тираковой пятеро детей, у 18-летней Кокориной – двое, у 36-летней Трулевой – трое. «Они составили процент из 512 россиянок, приготовленных к экстрадиции на родину из лагерей ИГ на Ближнем Востоке, – говорит Ярков. – В Чечне и Дагестане давно налажена работа по возвращенцам из террористических групп. А что эти жительницы Урала и Сибири будут делать в своих родных городах, где комплексной антитеррористической работы не ведется, – вопрос дискуссионный. На Урал и в Сибирь возвращаются если не сами боевики, то их жены и дети. Исследования психологов на эту тему свидетельствуют: если даже человек порывает с ИГ или «Братьями-мусульманами» (запрещены в России), то его сознание на очень долгое время остается запрограммированным террористической идеологией».

Говоря о профилактике терроризма со стороны религиозных организаций, эксперт рассказал: благое с виду намерение чиновников в этом направлении привело к конфликтной ситуации в мусульманской общине Дальнего Востока. «Чиновники пригласили для антиэкстремистской работы среди мусульман выпускников дагестанских исламских вузов. Однако богословско-правовая школа, мазхаб, которого придерживаются дагестанцы, – шафиитский. А основная часть мусульман Дальнего Востока – татары, узбеки, таджики – исповедуют ханафитский мазхаб. В богословии ханафитов и шафиитов целые пласты разногласий. Кроме того, представители одного мазхаба очень не любят, когда другой мазхаб лезет в их дела, да еще с подачи чиновников. То же самое с работой имамов в колониях. Когда чиновники из ФСИН приглашают для работы с осужденными имама, это не всегда плодотворно и продуктивно заканчивается». Здесь модератор мероприятия – руководитель исследовательских проектов «Диалога цивилизаций» Алексей Малашенко – заметил: «В борьбе с экстремизмом горе-специалисты из Минюста дошли до того, что у них как экстремизм идут цитаты из классических переводов Корана на русский язык».

Завкафедрой политических наук Уральского горного института Уральского федерального университета (УГИ УрФУ) Алексей Старостин рассказал, что его кафедра привлекла к совместной работе по профилактике экстремизма Центральный муфтият Свердловской области. Участники дискуссии поинтересовались: почему к такому важному проекту привлекли только один из пяти существующих на Среднем Урале муфтиятов? Эксперты предположили следующее. В лучшем случае Центральный муфтият был единственным, кто проявил интерес к антиэкстремистской разработке. В худшем случае монопольному участию этого Духовного управления мусульман (ДУМ), выглядящему в глазах остальных мусульман как «конфликт интересов», способствовали местные чиновники. Взаимоотношения Центрального ДУМ области с конкурентами пока выглядят бесконфликтными. Но в реальности между муфтиями Среднего Урала идет подковерная борьба, сопряженная с интригами. Все эти факторы игнорируются чиновниками.