НАШ ЧЕЛОВЕК В ГЕСТАПО

ЖИЗНЬ И БОРЬБА KAMERAD ВИЛЛИ ЛЕМАНА

75 лет назад, 22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война. О нападении сообщали (и дезинформировали) многие: разведчики, дипломаты, журналисты… Но никто не сделал это точнее, чем агент А / 201 Вилли Леман. Однако подвиг одного из самых успешных советских агентов до сих пор никак не отмечен.

«STALINS MANN IN DER GESTAPO»

В конце июня 1940 года в затемненном Берлине, ожидавшем налета английской авиации, кто-то бросил в почтовый ящик полпредства СССР письмо, адресованное военному атташе или его заместителю. Его автор предлагал восстановить прерванный с ним в 1939 году контакт.

«Я нахожусь на той же должности, которая хорошо известна в Центре, и думаю, что я опять в состоянии работать так, что мои шефы будут довольны мной… Если я не получу никакого ответа, то буду считать, что я не представляю теперь никакой ценности и меня не используют на работе. Моя дальнейшая работа в гестапо также потеряет тогда всякий смысл…»

Были в письме и такие слова: «Я считаю настоящий отрезок времени настолько важным и полным событий, что нельзя оставаться в бездеятельности…» И это говорил кадровый офицер гестапо за год до нападения Германии на СССР!

Автор письма — агент советской разведки «Брайтенбах», гауптштурмфюрер СС Вилли Леман… Человек уникальной судьбы. По словам Павла Судоплатова, единственный советский агент в политическом отделе берлинской полиции Веймарской республики, а затем в Главном Управления имперской безопасности (РСХА).

По имевшимся в Центре материалам была составлена справка: «За время сотрудничества с нами с 1929 г. без перерыва до весны 1939 г. «Брайтенбах» передал нам чрезвычайно обильное количество подлинных документов и личных сообщений, освещавших структуру, кадры и деятельность политической полиции (впоследствии гестапо), а также военной разведки Германии. «Брайтенбах» предупреждал о готовящихся арестах и провокациях в отношении нелегальных и «легальных» работников резидентуры в Берлине… Сообщал сведения о лицах, «разрабатываемых» гестапо, наводил также справки по следственным делам в гестапо, которые нас интересовали…»

В справке отмечалось, что, судя по материалам дела, в разведке никогда не возникало каких-либо сомнений в честности агента А / 201.

В сентябре 1940-го разведчик Александр Коротков встретился с Леманом и доложил об этом в Центр. Ответ за подписью наркома внутренних дел СССР Лаврентия Берии: «Никаких специальных заданий Брайтенбаху не давать. Пусть берет все, что попадает ему в руки».

Почему он стал работать на Москву? Вальтер Шелленберг в своих мемуарах («The Schellenberg Memoirs», 1956 год), в которых много ложных фактов и искажений, попытался максимально снизить образ «дядюшки Вилли» — представить того жертвой чекистской подставы, вынужденным играть на Советы.

Но вот что рассказал историку и писателю Теодору Гладкову последний советский разведчик, поддерживавший связь с «Брайтенбахом» в роковые месяцы, недели и дни перед войной — Борис Журавлёв («Николай»):

«Я и сегодня ни минуты не сомневаюсь, что «Брайтенбах» работал исключительно на идейной основе. Хоть и кадровый полицейский, он был антинацистом. Возможно, даже именно поэтому. Тем более, что, очутившись в гестапо, видел изнутри, насколько преступен гитлеровский режим, какие несчастья он несет немецкому народу.

В самом деле, после временного разрыва с нами связи, он сам восстановил ее в 1940 году, прекрасно сознавая, что в случае разоблачения ему грозит не увольнение со службы, не тюрьма, а мучительные пытки в подвалах своего ведомства и неминуемая казнь. Такой судьбой никого и ни за какие деньги не соблазнишь. К тому же, «Брайтенбах» был человеком в годах, без юношеской экзальтации и романтизма, он все прекрасно понимал и шел на смертельный риск совершенно осознанно».

19 июня 1941 года. Четверг. В кабинете атташе советского посольства в Берлине Бориса Журавлёва, что располагалось в доме № 63 на Unter den Linden, один за другим раздались два условных телефонных звонка, различавшихся по продолжительности.

Посторонний на эти звонки не обратил бы внимания, но для Бориса Журавлёва это было сигналом: агент А / 201 «Брайтенбах» экстренно вызывает на незапланированную встречу.

Они встретились вечером в районе радиобашни, в скверике на Шарлоттенбургском шоссе (ныне Улица 17 июня).

«Брайтенбах» был явно встревожен. Выглядел усталым, озабоченным.

— Война! Все решено, и бесповоротно.

— Когда?

— В воскресенье, 22-го. С рассветом в три утра. По всей линии границы, с юга до севера… Объявление будет формальное, с первой бомбой. Уже несколько недель сотрудники оперативных отделов гестапо на круглосуточном дежурстве.

Встреча длилась минуты полторы, не больше.

Журавлёв вспоминал, что Леман крепко стиснул его ладони, сказал: «Прощай, товарищ» — и зашагал прочь.

«Я хотя и был подготовлен, принял это сообщение очень взволнованно. Можно сказать, даже ноги подкосились. Мы попрощались с ним, и я понесся в посольство», — вспоминал Борис Журавлёв. Он был настолько потрясен, что даже не запомнил своего обратного маршрута.

В тот же вечер эта исключительно важная информация телеграфом через посла (а не по линии резидентуры НКВД), что обеспечивало более быстрое ее прохождение, была передана в Москву.

Больше с «Брайтенбахом» советская разведка не встречалась.

Сведения об агенте А / 201 на долгое время оказались засекреченными и были опубликованы лишь в 2009 году. И то из тринадцати томов его дела в архиве СВР рассекретили всего около ста страниц.

Сыграли свою роль в таком забвении и обстоятельства его гибели в результате ошибки советских органов, и то, что служил агент в тайной полиции, а послевоенная идеология подразумевала, что «хороших» гестаповцев быть не могло.

В 1969 году ряд антифашистов, сотрудничавших с советской разведкой, были награждены (большинство посмертно) орденами Красного Знамени, «Отечественной войны» и Красной Звезды. Но ни в открытом, ни в закрытом указах фамилия Лемана не значилась. По идеологическим соображениям руководство ГДР возражало против награждения «гестаповца».

Можно ли считать «Брайтенбаха» прототипом штандартенфюрера СС Макса фон Штирлица (Максима Исаева)? Лишь отчасти. Вилли Леман — чистокровный немец, родом из Саксонии, не коммунист; кадровый сыщик, а потом, настоящий сотрудник гестапо. Во внешней разведке у Вальтера Шелленберга не служил.

Когда создавались «Семнадцать мгновений весны», Юлиан Семёнов не подозревал о существовании А / 201. Однако был знаком с мемуарами Шелленберга.

Впрочем, одно из дел Штирлица — это «дело Рунге», связанное с попытками создания в Рейхе «оружия возмездия» — ядерной бомбы. И тут история киногероя и «Брайтенбаха» удивительным образом переплетаются…

История Вилли Лемана рассказана в книге «Его Величество Агент» Теодора Гладкова (презентация состоялась весной 2010 года) и двухсерийном документальном фильме «Агент «А / 201». Наш человек в гестапо», созданном при содействии СВР. В нем принял участие народный артист СССР Юрий Соломин, «адъютант Его превосходительства».

В ФРГ «Брайтенбах» не на слуху. Более известны имена советских разведчиков Рихарда Зорге, Арвида Харнака и Шульце-Бойзен. В 2009 году в журнале «Шпигель» вышла статья «Stalins Mann in der Gestapo», основанная на рассекреченных в России сведениях и публикациях Теодора Гладкова.

АГЕНТ А / 201 «БРАЙТЕНБАХ»

О роли и судьбе Вилли Лемана корреспонденту «Спецназа России» Илье Тарасову рассказал в 2011 году ответственный секретарь правления Организации «Ветераны внешней разведки» полковник Коротков Виталий Викторович.

— По Вашему мнению, в 1941 году внешней разведке и политическому руководству СССР были известны планы нападения Германии? Или правы те, кто утверждает: в угоду пакта о ненападении Молотова-Риббентропа в Германии была фактически прекращена работа разведки еще до его заключения?

— Во-первых, я должен отметить, что в угоду разным соглашениям высшее руководство СССР никого из видных работников советской разведки не ликвидировало. Чистки в аппарате разведслужб начались при наркоме Ежове. Выдающийся начальник Иностранного отдела ОГПУ-НКВД Артур Христианович Артузов, резидент нелегальной разведки в Париже Игнатий Рейсс, устраненный своими коллегами в Швейцарии из-за его нежелания возвращаться в СССР, как и Владимир Антонов-Овсеенко, Григорий Сыроежкин, попали в Молох, запущенный при наркоме НКВД Ежове.

— По какой причине?

— По приказу Сталина началось устранение «старой гвардии», которая была уже не угодна ему лично. Причем, если мы заговорили об устранении работников советской разведки, то я хотел бы отметить, что все они были порядочными людьми, которые честно служили своей Родине. Но, в связи с тем, что они долгое время провели за рубежом, выполняя важнейшие для своей страны задания и вербуя ценнейшую агентуру, то потерявшим совесть руководителям ОГПУ-НКВД, таким, как Ягода или Ежов, не составило особого труда обвинить их в работе на какую-либо иностранную разведку.

Естественно, часть работников из внешней разведки, работавших с нашим ценнейшим агентом в Гестапо, Вилли Леманом, были ликвидированы. Это кадровый сотрудник ИНО ОГПУ Павел Корнель — «Жак», первый работавший с «Брайтенбахом», супруги-нелегалы Эрих Альберт Такке и Мария Такке.

— Какую информацию добывали работники внешней разведки о возможном нападении Германии?

— Вы, наверное, знаете, что и разведчик Рихард Зорге, чей позывной был «Рамзай», еще в середине мая 1941 года прислал из Японии в Москву шифровку, в которой указывалось начало нападения германских войск на СССР. В ней было также указано количество войск Вермахта, которые будут принимать в этом участие. Ведь многочисленные источники нашей разведки указывали разные даты начала этой войны — от зимы до лета 1941 года — что не могло не вызывать недоверия и сомнений у руководства нашей страны.

— Вилли Леман 19 июня 1941 года сообщил сотруднику берлинской резидентуры Борису Журавлёву точную дату нападения Германии на СССР. Не могли бы Вы рассказать о нем подробнее?

— Это был сотрудник полицайпрезидиума Берлина — политической полиции, осуществлявшей наблюдение за представительствами иностранных миссий в столице Веймарской республики, она же собирала материалы разного характера о политических партиях Германии. «Брайнтенбах» постепенно рос в профессиональном плане, и, завоевав доверие руководства в гестапо в 1935-1936 годах, стал руководителем одного из ключевых отделов своего ведомства, контролировавшего всю военную промышленность. Он также обеспечивал безопасность крупнейших предприятий ВПК Германии, занимавшихся производством танков, артиллерии, а также разработкой новейших видов вооружения и даже разработкой ракетного оружия. Леман и сам выезжал на полигон, где испытывали эти ракеты.

ИЗ ДОСЬЕ «СПЕЦНАЗА РОССИИ»

Вилли Леман родился 15 марта 1884 года в семье преподавателя лейпцигской гимназии. Учился на столяра, в возрасте семнадцати лет пошел добровольцем на флот, где прослужил двенадцать лет. В мае 1905 года с борта немецкого корабля он, 20-летний старшина-артиллерист, наблюдал за боем русских и японских кораблей в Цусимском сражении. С той поры он симпатизировал русским, этому чувству не смогла помешать даже кровопролитная Первая Мировая война, в которой Россия и Германия противостояли друг другу.

В 1911 году Леман демобилизовался и приехал в Берлин, где встретил старого друга Эрнста Кура, который к тому времени работал в берлинской тайной политической полиции. По его протекции Леман был принят на работу патрульным полицейским, а через год был зачислен в контрразведывательное отделение полиции Берлина на должность помощника начальника канцелярии. Как сотрудник тайной политической полиции Леман не призывался в действующую армию в ходе Первой Мировой войны, но участвовал в разоблачении и задержании ряда нелегальных агентов Франции и Англии — за это был награжден Железным Крестом 3-го класса.

После того как в мае 1918 года в Берлине было открыто Полномочное представительство РСФСР, за его сотрудниками стало вестись наблюдение контрразведывательным отделением Лемана. После переворота 4 ноября 1918 года Вильгельм Леман стал председателем общего собрания чиновников полиции Берлина.

В 1920 году власти Веймарской республики воссоздали тайную политическую полицию, в которую вернулись Леман и Кур. Леман должен был пройти экзамен для дальнейшего повышения по службе, однако из-за приступа диабета экзамен был отложен. На должность начальника в 1927 году был назначен опытный разведчик, и шансы Лемана на дальнейшее продвижение по службе сильно упали. Он выбрал для работы место в картотеке отделения, где сосредоточивались все сведения на сотрудников иностранных посольств.

За годы службы Леман успел разочароваться в политике Веймарской республики и решил предложить свои услуги советской разведке. В марте 1929 года по его предложению полпредство СССР на Унтер-ден-Линден, 63 посетил Эрнст Кур. После беседы с ним сотрудники ОГПУ в Москве пришли к выводу: Кура целесообразно завербовать на материальной основе.

Агента А-70 («Раупе») планировалось использовать для сбора сведений о лицах, интересующих разведку, за что ему полагалось ежемесячное вознаграждение в зависимости от качества информации. Однако для выполнения задания Кур должен был обращаться к Леману, которого такое положение дел не очень устраивало. К тому же Кур неразумно тратил деньги, полученные от советской разведки, спуская их на шумных вечеринках в берлинских ресторанах.

Опасаясь, что это привлечет внимание берлинской полиции, а затем выведет и на него самого, Леман решил пойти на прямой контакт. Он не очень разбирался в политике, но то, что творили нацисты на улицах германских городов, просто претило его менталитету старого полицейского служаки.

— На момент начала сотрудничества с Москвой Леман жил вдвоем с женой Маргарет, супруги были бездетны, — продолжает Виталий Коротков. — Леман обитал в центре города в скромной двухкомнатной квартире. Он характеризовался как человек серьезный, звезд с неба не хватающий, но крепкий профессионал, добросовестный и аккуратный, не стяжатель, но цену деньгам знающий.

От Вилли Лемана в тот период стала поступать информация о перевооружении Германии и подготовке к войне. А на этапе 1939-1940 годов, когда гитлеровское руководство приняло решение о плане «Барбаросса», Леман сообщал сведения о переброске крупных соединений гитлеровской армии на восток, к границе Советского Союза, а также информацию о том, что готовится нападение на СССР.

Более того, о подготовке Германии к войне шла информация от агентов нелегальной разведки СССР из Парижа, от «Красной Капеллы», от высокопоставленного сотрудника Министерства экономики Германии Арвида Харнака и чиновника из «Люфтваффе» Шульце-Бойзена, но окончательную точку в вопросе сроков нападения Германии поставил все же «Брайтенбах». Я не слышал, что имелся другой источник информации, который бы точно, за три дня до начала войны, дал нашей разведке ответ, когда начнется нападение фашистских войск на СССР.

РАССКАЗЫВАЕТ ТЕОДОР ГЛАДКОВ:

— В ответ на запрос резидентуры Леман сообщил, что фирма «Вальтер» приступила к массовому выпуску своего знаменитого детища — модели пистолета П-38. Он сообщил немало ценных сведений о ракетной отрасли, которую возглавил молодой ученый Вернер фон Браун, будущий создатель «Фау-1» и «Фау-2».

«Брайтенбах» сообщил, что в закрытых лабораториях идут работы над созданием боевых отравляющих веществ нового поколения, что авиаконструктор Мессершмитт разрабатывает модель цельнометаллического истребителя. Он назвал адреса пяти секретных полигонов, где испытывались новые виды оружия, передал советским разведчикам копию секретного доклада «Об организации национальной обороны Германии на 1937 год». От него поступила ценнейшая информация о тайных шагах Германии по созданию мощного подводного флота.

Агентурная работа Лемана была настоящим подвигом. Это еще раз подтверждает: он не мог подвергать себя смертельной опасности исключительно из-за денежного вознаграждения. Кстати, оно не было каким-то заоблачным. К тому же в военной Германии действовала жесткая карточная система, деньги уже не имели особого значения.

Поэтому наши подкидывали Леману талоны на питание, иногда — деликатесы, ведь он был диабетик. Когда болезнь обострилась, Москва выделила средства на консультации у профессоров, медикаменты, отдых в санатории. Наши разведчики берегли агента, их отношения становились все более доверительными и по-настоящему дружескими. Поэтому Леман переживал, когда связь неожиданно прекратилась.

МАТЕРИАЛЫ ПО ФАУ-1

— Виталий Викторович, существовала ли практика привлечения для работы с такими ценными агентами, как Вилли Леман, сотрудников нелегальной разведки СССР или ее агентуры из третьих стран?

— В 1934 году из Парижа в Берлин прибыли супруги Ярослав и Марина Кочековы, которые были семейной парой советских нелегалов. Господин Кочеков был рекламным представителем уважаемой на Западе фирмы, гиганта американской киноиндустрии «Парамаунт». Он открыл в Германии небольшое рекламное бюро, дававшее, тем самым, работу немецким гражданам. «Чех» Кочеков, на самом же деле Василий Зарубин, он же «Бетти», и его жена — Марина-Елизавета Зарубина, она же «Бардо».

Когда Зарубин принял на связь А / 201, он получил от того информацию об активизации в Берлине подполья белой эмиграции, часть из которой, кстати, стала налаживать после прихода Гитлера к власти связь с «Абвером». А информация об этой специфической среде за рубежом всегда интересовала ОГПУ-НКВД, поскольку из нее вышли многие шпионы и диверсанты, с которыми потом на территории СССР предстояло бороться советским органам безопасности. После его предложения о возможности добычи информации по этому вопросу, Центр в Москве дал добро.

Несмотря на пренебрежительное отношение сотрудников «Абвера» (военной разведки), где служили выходцы из весьма привилегированных слоев немецкого общества, к работникам СД, представлявшим средний класс Германии, Леман нашел общий язык и с «абверовцами». Он сумел привлечь к себе внимание своих военных коллег. А дружба Лемана с капитаном «Абвера» Вильгельмом Абтом была для Лубянки своего рода «светом в окошке».

— Как же Леману все-таки удалось раздобыть материалы по ракетам «Фау-1», разработкой которых занимался ученый Вернер фон Браун? Информацию об этом, как пишет Теодор Гладков в книге «Его величество агент», сообщил в Москву сотрудник внешней нелегальной разведки СССР Василий Зарубин.

— Тогда случилось невероятное. Гестапо, то ли по обоснованному подозрению, то ли просто по доносу какого-то агента арестовало одного из сотрудников Брауна, некоего инженера Заберга. К счастью, допросы того в Гестапо было поручено вести именно Вилли Леману, который смог задавать какие угодно вопросы, и в протокол, составленный им же, заносились только ему одному нужные сведения. Все необходимые ответы о технических свойствах ракет «Фау-1» и «Фау-2» получили затем в Москве на Лубянке.

Леман решил ни в коем случае не «топить» арестованного инженера, спасти от отправки в концлагерь и сохранить его положение на прежней работе, что и было выполнено. В таком исходе дела были заинтересованы как Гестапо, так и советская разведка.

После прихода к власти в Германии Гитлера полиция и Гестапо усилили слежку за своими гражданами и особенно за иностранцами. Надо отметить, что служба СД имела право негласного контроля даже за сотрудниками всех немецких ведомств, в том числе, и из числа аппарата своего ведомства. Зарубин понял, что встречи с Леманом будут делом весьма опасным, тем более, ему, Зарубину, предстояла командировка в США. И он стал подумывать о совершенствовании связи с Леманом, в том числе и об использовании так называемого «почтового ящика».

Прибыв в Нью-Йорк с паспортом на имя Эдварда Джозефа Херберта, при помощи Маргарэт Браудер, младшей сестры Генерального секретаря компартии США Эрла Браудера, которая имела псевдоним «Анна» и оказывала серьезные услуги советской разведке, Зарубин знакомится с будущей связной Лемана, Джейн Люси Букер. Люси к тому времени была незамужней молодой дамой, убежденной антифашисткой левых взглядов, работала в редакции небольшого журнала в Нью-Йорке. И что немаловажно для ее будущей работы в Германии, она умела прекрасно работать с фотоаппаратурой.

Вернувшись 21 мая 1937 года в Германию, на следующий день Зарубин под предлогом сворачивания своего дела знакомит Лемана с Люси, она же «Клеменс», и когда «Брайтенбах» приносит к ней на квартиру нужные разведке СССР документы, она снимает с них копии и передает Леману инструкции и деньги. Позже отдает принесенные Леманом документы сотруднику советской разведки, работающему с нелегальных позиций в Германии Александру Короткову, который имеет псевдоним «Крит» и работает вместе со своей женой Марией — ее псевдоним «Маруся» — в Берлине.

— Судя по примеру Джейн Люси Букер, крыша журналиста — не самое плохое прикрытие для разведчика или его агента?

— Журналист это вообще коммуникабельный человек, вхожий в любые сферы общества. Рихард Зорге ведь тоже был журналистом правой фашистской газеты, от которой он работал в Японии и имел огромный круг друзей, как среди немецких дипломатов и военных, так и среди японских чиновников самого высокого уровня.

— На Ваше ведомство работали представители всевозможных социальных групп разных, даже самых крупных капиталистических стран. Скажите, пожалуйста, они были привлечены к сотрудничеству на идейной или материальной основе?

— Я хочу сказать вашим читателям, что самые лучшие агенты разведки нашей страны были привлечены к сотрудничеству на идейной основе. Это относится и к членам «Кембриджской пятерки», которые, как Вы знаете, стояли почти на высшей ступеньке классового общества Великобритании. Или, к примеру, Харро Шульце-Бойзен, агент «Красной капеллы», был потомком дворянского рода.

Герой нашего повествования, Вилли Леман, получал от внешней разведки деньги, но я должен сказать Вам, что, по моему глубокому убеждению, он испытывал огромную симпатию к СССР. Ведь служа в политической полиции Веймарской республики, он видел, например, что в рядах штурмовиков СА собрано криминальное отребье, 70 % из которого отсидели за убийство.

Если вспомнить историю того же Рудольфа Гесса, или Мартина Бормана, — даже они имели судимости. А Леман не был глупым человеком и понимал, к чему после сильнейшего вооружения поведут его страну главари фашистской Германии. В этом он убедился в ночь «Длинных ножей», когда охранные отряды СС стали уничтожать своих вчерашних товарищей по Национал-социалистической рабочей партии. Причем делали они это со звериной жестокостью, прямо в домах жертв, на глазах их родных и близких, после чего убивали и семьи штурмовиков, чему, кстати, Леман был свидетелем. И это несмотря на то, что их вождь Рем открыл Гитлеру путь к власти в Германии.

— Чтобы почва для идейной вербовки созрела, ее надо обнаружить или подготовить. В фильме «Бой после победы» герой актера Прокоповича (бывший майор «Абвера») возмущается, почему он, сам немец, должен работать против немцев ГДР.

— Да, жители таких городов Германии, как Гамбург, Нюрнберг, Дрезден…, которые подвергались жесточайшим бомбежкам ВВС союзников, просто люто, до кипения души ненавидели американцев и англичан. Разбомбив их красивейшие города, они уничтожили огромный пласт национальной культуры Германии, а затем навязали, (да и сейчас продолжают навязывать) им полуоккупационный режим.

Полагаю, что приведенный вами пример из фильма о работе советской контрразведки вполне показателен. А чтобы не быть голословным, приведу свой пример: одним из основных мотивов, побудивших Хайнца Фёльфе, одного из бывших руководящих сотрудников разведки ФРГ, пойти на сотрудничество с советской разведкой, было стремление отомстить американцам, в свое время разбомбившим его родной город Дрезден.

ИЗ ДОСЬЕ «СПЕЦНАЗА РОССИИ»

В соответствии с докладом ЦРУ, Хайнц Фёльфе передал более чем 15 тысяч документов и выдал 100 американских агентов. Благодаря ему советская разведка не имела ни единого провала в ФРГ.

За выдающийся вклад в укрепление безопасности Советского Союза, за многолетнее плодотворное сотрудничество с советской разведкой Указами Президиума Верховного Совета СССР Фёльфе был награжден орденами Красного Знамени и Красной Звезды. Руководство КГБ вручило ему знак «Почётный сотрудник госбезопасности».

В марте 2008 года с 90-летним юбилеем Хайнца Фёльфе поздравила Федеральная служба безопасности России.

ПРОВАЛ «БРАЙТЕНБАХА»

— Как была налажена прерванная в начале войны связь с «Брайтенбахом», если многие сотрудники внешней разведки были уничтожены? Мог ли он приложить руку к извещению Москвы о плане нападения Германии на Польшу? Ведь именно эта информация могла сориентировать советское руководство насчет дальнейших планов Гитлера — куда устремится его армия — на Запад, в Великобританию, или на Восток.

— Вы правы, после смерти резидента внешней советской разведки Александра Агаянца («Рубена»), умершего в Берлине в клинике «Шарите» в конце 1938 года, а также, в связи с возвращением в Америку по ряду причин Люси Букер, Леман, действительно, остается без связи. Но я должен сказать, что последняя шифровка, отправленная резидентурой в Москву, содержала информацию о подготовке к нападению на Польшу, а также о дальнейших планах Гитлера по развязыванию Второй Мировой войны. И с конца 1939-го по июнь 1940 года «Брайтенбах» остается без связи.

Шифровка с информацией Лемана о предстоящей войне Германии с Польшей легла на стол Берии 19 апреля 1939 года, за четыре месяца до пакта Молотова-Риббентропа. После напрасных ожиданий связи в июне 1940 года Леману удалось подбросить в почтовый ящик представительства СССР в Берлине письмо с просьбой о возобновлении сотрудничества. Зарубин подтвердил, что он сам работал с Леманом, и только после этого в Берлин в краткосрочную командировку был направлен Александр Михайлович Коротков, который и смог восстановить связь с «Брайтенбахом», передав Лемана на связь разведчику Журавлёву.

Располагая информацией о приближении войны к рубежам СССР и думая о судьбах своих друзей и обеих стран, Леман подбросил письмо с напоминанием о себе нашей разведке. Хотя он прекрасно знал, как следят за своими сотрудниками в СД — и все же отважился на такой риск. Этот поступок можно без сомнения назвать апофеозом чувства ответственности и верности своему долгу перед советской разведкой. И делал он это потому, что понимал, что принесет фашизм Германии и всему миру. Да, когда-то ему нужны были деньги на любовницу и лечение от диабета. Но, если бы он хотел только денег, вряд ли он пошел бы на такой риск.

— В чем же, Виталий Викторович, по Вашему мнению, была причина его провала как агента советской разведки?

— После начала войны Леман, да и не только он, но и «Красная капелла» оказались без связи. На связь с «Капеллой» был отправлен Гуревич — «Кент», а на связь с Леманом — два немца. Они были военнопленными, которые, видимо, хорошо зарекомендовали себя в плену, к тому же, ранее, как выяснилось, были коммунистами. В Рейх их заслали под видом немецких солдат, едущих в Берлин в отпуск. Но наши спецслужбы, готовившие их к заброске на связь с Леманом, не знали, что гестапо брало под контроль семьи солдат, попавших в советский плен. И один из этих двоих решил позвонить своей жене по телефону, и, таким образом, был пойман сотрудниками СД. В ходе интенсивных допросов, под пытками, он согласился позвонить Леману и договориться о встрече, во время которой его и арестовали… Судьба!

…Связник Артур Хесслер («Франц») не сказал ни слова и был забит до смерти или застрелен в гестапо. А вот Барт, нарушивший конспирацию, согласился пойти на сотрудничество. Не исключено, что под угрозой расправы с его женой и ребенком.

Впоследствии Барт утверждал, что передал условленный знак, означающий, что он работает под контролем врага. К несчастью, радист в Центре этого не заметил или принял его за технический сбой.

На сайте Службы внешней разведки об этом сообщается так: «Согласно имеющейся в деле «Брайтенбаха» справке, 4 декабря 1942 года агенту «Беку», заброшенному в Германию, был сообщен по радио пароль для встречи с «Брайтенбахом». «Бек» — немецкий коммунист, добровольно сдавшийся в советский плен. После общей проверки он был направлен в разведшколу, по окончании которой заброшен в глубокий немецкий тыл с особым заданием. В спешке военного времени «Бек» не получил, к сожалению, достаточно хорошей и полной подготовки, следствием чего явился его провал.

Оказавшись в руках гестапо, «Бек», как было условлено с ним в Москве, подал радиосигнал «работаю под контролем противника». Но Центр по техническим причинам не смог его принять, и работа с агентом велась так, как если бы «Бек» находился на свободе.

11 декабря 1942 года в Москве получили радиограмму «Бека» о том, что он якобы разговаривал с «Брайтенбахом» по телефону, обменялся с ним паролями, но тот на встречу не явился. При повторном звонке подошла жена, сказавшая, что мужа нет дома.

В справке для Особого совещания из личного дела «Бека» говорится о том, что он по заданию гестапо с 14.10.42 г. по 12.04.44 г. поддерживал связь с Москвой по радио, передавая сообщения под диктовку сотрудников гестапо, в результате чего в декабре 1942 года был арестован и расстрелян агент органов НКГБ — 201-й, т. е. «Брайтенбах».

В ноябре 1945 года Особым совещанием «Бек» был приговорен к расстрелу.

Так трагически погиб в результате предательства и перехвата немцами нашего канала радиосвязи один из лучших агентов советской разведки (Вилли Леман), который долгие годы самоотверженно, с огромным риском для своей жизни, честно информировал нас о подготавливаемой фашистами войне против нашей страны».

…Идя на связь, «Брайтенбах» хорошо понимал, что это может быть провокация — тем более, что продолжаются аресты по делу «Красной капеллы». В этих условиях восстанавливать контакты с советской разведкой — смертельно опасно. И все-таки он решает идти на встречу со связным. И делает осознанный выбор. По словам Виталия Короткова, «это был, конечно, поступок героический».

Примечательно, что Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, шеф гестапо Генрих Мюллер и новый глава РСХА Эрнст Кальтенбруннер не рискнули доложить фюреру о том, что в тайной полиции Рейха, в «святая святых», тринадцать лет работал советский агент, который не совершил ни одной ошибки и был раскрыт не по своей вине.

«Был такой деятель гестапо гауптштурмфюрер СС Хорст Копков. Большая сволочь, хотя внешне и красивый парень, — рассказывал Теодор Гладков. — Он особо отличился при ликвидации «Красной капеллы». После войны давал показания американским следователям. И в частности, рассказал, что присутствовал при кремации тела «Брайтенбаха». Я так полагаю, он не был случайным человеком, участвовал в допросах, а допрашивать «Брайтенбаха» могли максимум человека два по соображениям секретности, и, судя по всему, он его и расстрелял. Наверное, подробностей последних часов жизни Лемана мы никогда уже не узнаем».

29 января 1943 года в служебном вестнике Гестапо было опубликовано извещение: «Криминальный инспектор Вилли Леман в декабре 1942 года отдал свою жизнь за Фюрера и Рейх».

До крушения гитлеровского Рейха оставалось два с половиной года.

Маргарет Леман репрессиям не подвергалась по причине сохранения тайны. В июле 1945 года ее разыскал резидент в Германии Александр Коротков, после чего в Центр поступило донесение: «Жена Вилли Лемана, проживающая в Берлине по Пренцлауерштрассе 137 рассказала, что ее муж в декабре 1942 года был срочно вызван на службу и домой не возвратился. Один из его сослуживцев позже сообщил, что Леман был расстрелян гестаповцами».

Видимо, Лемана не отвезли во внутреннюю тюрьму гестапо, поскольку там его знали, а содержали около двух недель в общей тюрьме Плётцензее. Его дело в трибунал не поступало. Никаких протоколов допросов не обнаружено. Только обгоревшая учетная карточка, найденная в руинах штаб-квартиры гестапо на Принц-Альбрехтштрассе, 8.

Боясь огласки, Вилли расстреляли без соблюдения каких-либо юридических формальностей. Скорее всего, его тело сожгли в концлагере Заксенхаузен.

В тяжелое послевоенное время Маргарет поддержали материально. А в декабре 1969 года представители разведки вручили ей часы в золотом корпусе с надписью: «На память от советских друзей». Лишь тогда она узнала, кто на самом деле был ее муж — офицер Гестапо и СС Вилли Леман, он же агент советской разведки «Брайтенбах».

«В анналы истории следует занести, и я настаиваю на этом: единственную точную дату нападения Германии на Советский Союз сообщил нашей внешней разведке именно «Брайтенбах». Для отдачи приказа о готовности номер один у Кремля оставалось целых трое суток! — подчеркнул в одном из интервью Теодор Гладков.

Дело чести и справедливости — присвоение Вилли Леману звания Героя России. Подобно тому, как другой гражданин Рейха, Рихард Зорге, стал в 1964 году Героем Советского Союза. Вызывает удивление и сожаление, что это не сделано до сих пор. Тем более, что ГДР давно прекратила свое существование и нет фактора союзников.

Жизнь Вилли Лемана, его вклад в общую Победу над нацизмом заслуживают признания и благодарной памяти.