Хватит делиться на красных и белых! Об интервью Бортникова и его критиках

2017 год прошел под знаком 100-летия Великой Русской революции. Однако какой-либо адекватной и объективной оценки этого события со стороны российских властей в ноябре месяце не последовало. Их реакция оказалась скорее невнятной. Общественному мнению оставались «страсти по Матильде». Но 100 лет в этом году исполнилось не только Октябрьской революции, но и одному из ее первых детищ — Всероссийской чрезвычайной комиссии, более известной под аббревиатурой ВЧК. Означенный юбилей и дал повод под занавес года к политизированной исторической дискуссии о наследии Великого Октября по части государственной безопасности. 20 декабря сотрудники ФСБ отметили свой профессиональный праздник. А 19 декабря 2017 года, т. е. накануне этого «праздника», в «Российской газете» было опубликовано интервью с директором ФСБ генералом армии Александром Бортниковым.

В Сети интервью Бортникова стало самым обсуждаемым текстом дня. Оно было воспринято нашей «прогрессивной общественностью» как еще один признак наступления неосоветизма. «Чекист рубанул, не стесняясь», — озаглавило свой материал «Радио Свобода». Историк Никита Петров в «Новой газете» разоблачил «программное интервью» директора ФСБ Александра Бортникова. «Попытка создать красивую историю госбезопасности провалилась». По словам Петрова, учреждение ВЧК отбросило страну в правовом плане до уровня Средневековья. Кандидат в президенты РФ Ксения Собчак попросила прокуратуру проверить слова главы ФСБ о репрессиях в СССР. Группа академиков и член-корреспондентов РАН опубликовала открытое письмо с критикой интервью и заявлением, что «впервые после XX съезда КПСС одно из высших должностных лиц нашего государства оправдывает массовые репрессии 1930−40-х годов». Академики напомнили, «какое огромное количество замечательных ученых было уничтожено в расцвете своей деятельности». Заметим: академики, очевидно, несмотря на свой ученый статус, не понимают, что главной движущей силой Русской революции выступила интеллигенция. Поэтому ей и «досталось» вкупе с выдающимися или видными представителями творческой и технической интеллигенции. Тогдашнюю, да и нынешнюю российскую интеллигенцию можно определить, как рвущихся к власти интеллектуалов.

В этой связи вполне закономерно, что «Конгресс интеллигенции против войны, изоляции России, реставрации тоталитаризма» в своем заявлении потребовал ни много ни мало — незамедлительной отставки директора ФСБ Александра Бортникова. Бортникова обвинили в «фактическом оправдании геноцида» по социальным и национальным признакам и в «сознательном приуменьшении» масштабов террора 1920−50-х годов. О предшествующих периодах антигосударственного и государственного террора в заявлении, разумеется, умалчивалось.

Еще одна группка интеллигенции — члены возглавляемого Алексеем Кудриным Комитета гражданских инициатив (КГИ) — также заявила о «морально недопустимом оправдании политических репрессий» в интервью Бортникова. Как будто можно подходить с категориями морали к совершенно иной исторической эпохе, тем более не понятой членами КГИ.

Другой наш выдающийся современный интеллигент Леонид Гозман в The New Times написал: «20 декабря 1917-го — кристальная ясность. Была создана ЧК, машина террора, отвергнувшая все, что было к тому моменту достигнуто человечеством в области права». Надо так понимать Гозмана, что большевики перечеркнули все — в том числе и законы Хаммурапи.

Свое заявление по поводу выступления Бортникова, разумеется сделало и «Международное общество Мемориал». «Упразднив одним из первых декретов все старые суды, большевики немедленно создали систему внесудебной расправы с оппонентами». Но так ли это? Ведь, если разобраться по существу, то внесудебная расправа, даже вне рамок компетенции самодержавного монарха, осуществлялась тайной политической полицией в Российской империи задолго до революции 1917 года — по чрезвычайным указам 1878 и 1882 года. Репрессии в административном порядке были обычной практикой в Российской империи, что и следует уяснить современным «правозащитникам» с их «Мемориалом», который принципиально уходит от исторического подхода и избегает изучения самого горячего периода террора всех цветов — репрессий 1917—1920 годов.

Проблемой по-прежнему остается то, что современная интеллигенция, зацикленная со времен «Оттепели» на проблеме сталинских репрессий, из Александра Солженицына прочла лишь только «Архипелаг Гулаг». Но несколько томов его «Красного Колеса» она так и не смогла осилить. Циничный ерник Войнович в свое время издевался над «Сим Симычем Карнаваловым» с его «Глыбами». Создатель «Чонкина» писал: «После „Августа Четырнадцатого" Солженицын начал писать неинтересно, и чтение „Красного колеса" — это работа только для очень трудолюбивых». А между тем, именно в «Красном колесе» Солженицын основательно объяснил, как Россия дошла до революции, а вместе с ней и до репрессий, перешедших в террор, завершившихся на излете сталинскими чистками. Именно «Красное колесо» писатель рассматривал главным трудом своей жизни.

В общем, можно констатировать, обе стороны в рассуждениях на исторические темы в обсуждении интервью Бортникова проявили склонность к мифотворчеству вокруг террористической стороны Русской революции. Так, например, Бортников утверждал: «Структуры, решавшие разведывательные и контрразведывательные задачи, обеспечивавшие охрану правопорядка и защиту границ, в той или иной форме существовали в России еще со времен становления централизованного русского государства, но именно 100 лет назад они впервые были выстроены в целостную систему под единым началом». Однако не трудно заметить, что при этом военная разведка почему-то осталась за рамками «целостной системы», и как раз то, что существовало в рамках ВЧК в 1917—1922 годах, вряд ли можно определить, как «целостное и под единым началом». Центральный аппарат ВЧК — это одно, а местные чрезвычайки — это совсем другое. И их деятельность чаще всего не сопрягалась. Самый известный пример — расстрел царской семьи. Историки до сих пор спорят, было ли это самодеятельностью «уральских чекистов», или же они выполняли приказ из Москвы. Другой известный пример — выступление левых эсеров 6 июля 1918 года было подготовлено в рамках ВЧК, при активном участии члена коллегии ВЧК Вячеслава Александровича. Германского посла графа Мирбаха убили сотрудники ВЧК — Блюмкин и Андреев. Сам председатель ВЧК Феликс Дзержинский был арестован в одном из подразделений ВЧК — отряде Попова.

Известны и другие примеры неподчинения низших инстанций высшим в рамках ВЧК. Так, например, Дзержинский направил для руководства ЧК в Сибирь своего человека, а его там не приняли и отослали обратно в Москву. Ну, и кроме того, Центральный аппарат ВЧК совершенно не мог контролировать прием кадров на региональном и ниже уровнях. Ну, и заметим, в отмеченном выше абзаце Бортников совершенно умолчал о внутренних политических функциях ВЧК, которые отнюдь не сводились к «разведывательным и контрразведывательным задачам» и «обеспечении охраны правопорядка» (какого!) и «защите границ».

В свою очередь, критики Бортникова отметились непониманием явления государственного террора как протяженного по времени явления — одной из функций «полицейского государства» в чрезвычайных условиях. Уже в который раз наша интеллигенция, сосредоточившись исключительно на теме т. н. «Сталинских репрессий», игнорирует проблему террора и экстремизма как таковых. В этом отношении очевидно, что в данном конкретном российском случае отсчет цикла террора следует отнести к дореволюционному периоду — с запуском процесса после 1860-х годов. В этом цикле «Сталинские репрессии» следует соотносить с пиком террора в годы гражданской войны. Статистически население России по окончанию горячей фазы гражданской войны 1917—1922 годов сократилось на 12,7 миллионов человек, а с учетом падения рождаемости и до 23 млн человек. Какую часть в этом массиве составили жертвы политических репрессий всех сторон в гражданской войне определить абсолютно невозможно. Но ясно, что первенство в нем осталось за красными, и пик государственного террора пришелся на этот период, а не на 1937—1938 годы.

Далее современным критикам сталинских репрессий следует критически отнестись к позиции своих исторических предшественников из числа интеллигенции, памятуя о том, что в пореформенный период именно интеллигенция придерживалась двойного стандарта к морали и праву применительно к революционному движению и революционному антигосударственному террору. В противном случае исключительный интерес только к теме «сталинских репрессий» заставляет заподозрить наследственную заинтересованность представителей тех семейств, которые в годы революции сами завладели собственностью репрессированных, но, правда, потом сами же и пострадали от репрессий на стадии Термидора, иначе известной как «революция пожирает своих детей». Следует указать, что в плане репрессий «сталинизм» достиг достижения в единственном — в расправе над собственными партийными товарищами, не взирая на их ранги. А подобной публики русскому консерватору не жаль. Сейчас «Конгресс интеллигенции» занимается «судом над сталинизмом», но почему-то не «судом над революцией».

С другой стороны дебатов, директор ФСБ Бортников в своем интервью несколько исказил содержание деятельности отечественных спецслужб. В интервью он заявил: «Про органы безопасности создано множество мифов, нередко весьма живучих», и, как будто в подтверждение этого тезиса, сам стал излагать «факты» в рамках мифотворчества. Тенденциозность выразилась в том, что он намеренно сделал акцент на контрразведывательной тематике, всячески уклоняясь от содержательного определения своей службы и служб-предшественников, начиная от ВЧК как «тайной полиции». Заметим, что понятие это само по себе нейтрально и отражает достаточно распространенную реальность. Бортников проигнорировал фактор «полицейского государства», и внутреннюю содержательную деятельность отечественных спецслужб, связанную с внутренними политическими процессами.

Второй крайне неудачный момент — глава ФСБ в своем интервью легитимирует свое ведомство в качестве преемника ВЧК через ряд последовательных во времени структур. На это, разумеется, указывает и сам праздник, назначенный на 20 декабря — день основания большевистской тайной полиции в 1917 году. В интервью Бортников заявил: «Наше Отечество неоднократно становилось объектом враждебных посягательств иностранных держав. Противник пытался победить нас либо в открытом бою, либо с опорой на предателей внутри страны, с их помощью посеять смуту, разобщить народ, парализовать способность государства своевременно и эффективно реагировать на возникающие угрозы. Разрушение России для некоторых до сих пор остается навязчивой идеей». Здесь, заметим, нам очевидна историческая ирония. Ведь не трудно заметить, что в речи Бортникова присутствуют все те самые пункты обвинения, которые были задействованы в том числе и тогдашними государственными властями — Временным правительством, против большевиков летом 1917 года. А большевики, захватив власть осенью того же года, ответили на подобную «критику» созданием ВЧК, восстановлением цензуры, Брестским миром, гражданской войной, и беспрецедентным террором.

Между тем, одна из главных функций современной тайной полиции в РФ — это борьба с революцией, цветовую гамму и цветочки под нее можно определять как угодно. Обоснование деятельности организации — борьбой с внешними силами, не должна никого смущать. Любая значительная революция осуществляет себя через взаимное влияние с внешним миром.

Очевидным нонсенсом здесь выглядит заявленная Бортниковым преемственность ФСБ от ВЧК. Сейчас местные управления по наследству по-прежнему украшены бюстами и портретами Дзержинского. Нужно обладать простым художественным воображением, чтобы представить, как бы «железный Феликс» и его революционные фанатики-террористы, представители известных этнических меньшинств поступили бы с их нынешними обитателями: расстреляли бы их всех скопом с уборщицами или же последних оставили кровь отмывать в подвалах?

ВЧК-ОГПУ-КГБ, по известному определению, были «вооруженным отрядом» Партии, а сама Партия была чем-то вроде «ордена меченосцев».(1) Вот и все наследие Русской революции налицо — нет ни Партии, ни ее вооруженного отряда, но остается ведомство, руководитель которого отсылает к ним ведомственной генеалогией. Что общего между многонациональными революционными экстремистами, создавшими тайную полицию для проведения для удержания власти на государственном уровне революционного террора, и директором ФСБ Бортниковым, утверждающим «открещиваться от слова „чекист" — это все равно что предавать забвению поколения наших предшественников»? Но, заметим, использование не в тему в романтическом флере слова «чекист» означает одновременно открещивание от крещенных масс народа и служилых людей предшествующего царского авторитарного режима. (2)

Охранительство на подобном базисе зыбко. Ведь не секрет, что деятельность в годы революции провинциальных чрезвычаек — одна из самых неприглядных страниц отечественной истории. Героизировать и романтизировать ее деятелей нет никаких оснований. В итоге, глава ведомства, призванного сейчас бороться с революцией, выстраивает легитимность своего ведомства и «героическую» преемственность от тайной полиции, созданной революционерами, экстремистами, террористами, а зачастую и просто уголовниками. Это даже не смешно. Ведь давно пора уже уйти от факторов общественного раскола гражданской войны вековой давности. Хватит делиться на красных и белых!
Подробнее: https://eadaily.com/ru/news/2018/01/09/hvatit-delitsya-na-krasnyh-i-belyh-ob-intervyu-bortnikova-i-ego-kritikah?utm_source=smi2&utm_term=7cb12863-12de-4394-934b-fdfcf07084d3&utm_content=83346