Алексей Ботян: в «Вихре» огненных лет
10 февраля 2018 года свой 101-й день рождения отметил Алексей Николаевич Ботян – человек удивительной судьбы, воевавший с первых дней войны в диверсионной разведке НКВД-НКГБ СССР, которую возглавлял Павел Анатольевич Судоплатов. Именно Ботян стал прототипом майора «Вихря» из одноименного фильма, снятого по роману Юлиана Семёнова. В марте прошлого года мы записали с Алексеем Николаевичем его воспоминания, связанные с военным периодом, которые вышли в майском номере журнала «Историк». В них есть вещи, которые он рассказал впервые – например, о своих встречах с Николаем Кузнецовым в немецком тылу. Сегодня я поздравил Алексея Николаевича, и мы договорились продолжить работу. А пока я публикую текст первой части его воспоминаний, который выходил только на бумаге и поэтому был доступен не всем.
По
национальности Алексей Ботян белорус. Его родное село Чертовичи в марте
1921 года отошло к Польше, и после окончания школы и педагогического
техникума его призвали в польскую армию, где он 1 сентября 1939 года
встретил Вторую мировую войну, командуя расчётом зенитного орудия. Немцы
нанесли полякам сокрушительное поражение, и в ходе отступления Алексей
оказался на территории, контролируемой Красной Армией. Он принял
советское гражданство, вступил в комсомол и стал работать учителем.
Вскоре для обеспечения государственной безопасности потребовались
дополнительные чекистские кадры, знавшие местное население. Алексея
пригласили в Минск и в мае 1941 года направили в Москву в Высшую школу
НКГБ, где его и застала война.
– Алексей Николаевич, а как Вы попали в ОМСБОН к Судоплатову?
–
Мы, слушатели школы НКГБ, в первый же день войны подали рапорта, что
хотим на фронт. Нам сказали, мол подождите – каждому придет свое время. И
в июле направили на стадион «Динамо», где формировалась Отдельная
мотострелковая бригада особого назначения (ОМСБОН). Там были те, кто
воевал в Испании, пограничники, спортсмены. Нас готовили для работы в
тылу противника – учили стрелять, взрывному делу, и особенно агентурной
работе – как подбирать надежных помощников. Когда немцы подошли близко к
Москве, мы в ноябре 1941 года под Яхромой ходили по немецким тылам, да
так, что под ногами у злодеев буквально земля горела… Поезда взрывали,
мосты жгли, дороги минировали.
– А базировались вы где?
– В
Мытищах. А потом в самой Москве. Я в Доме профсоюзов находился. Потому
что думали, немцы войдут в Москву, и создавались специальные группы для
уничтожения неприятеля. Правительство было в Куйбышеве, но Сталин Москву
не покидал.
– А как были организованы разведывательно-диверсионные группы?
–
Группы были в основном по 10 человек, некоторые больше. У меня
командиром группы был пограничник, старший лейтенант Пегушин Александр,
он с Западной Украины сюда пришел. Вместе с группами Петра Перминова и
Виктора Карасёва в конце 1942 года у Старой Руссы нас переправили через
линию фронта с задачей пройти по тылам противника через Белоруссию на
Украину. Мы перешли Припять и в феврале 1943 года вышли к городу Овруч
Житомирской области. Группы входили в состав отряда специального
назначения «Олимп» численностью 58 человек. Когда его командиром стал
Карасёв, меня назначили заместителем Карасёва по разведке. Вышли мы в
Мухоедовские леса, и первое время ходили на подрыв железной дороги.
Работали только ночью – днем нельзя было, там же незалежники, у них
всегда было стремление отделиться. Правда, на той территории, что
входила в СССР до 1939 года – там к нам в основном относились лояльно. А
вот западнее – Ровенская и Тернопольская области – так там с местными
нам даже приходилось сражаться. И потери там у нас были больше от
украинцев, чем от немцев. А здесь в Житомирской области многие нам
помогали, укрывали днем. Немцы создали там свою вспомогательную полицию,
приказали местным сообщать о всех незнакомцах. Некоторых полицаев мы
уничтожали, но многие сотрудничали с нами, помогали. Конечно, при этом
приходилось быть крайне осторожным, так как большинство полицаев были
действительно украинскими националистами, западниками. Я ходил в форме
железнодорожника, приходил на станцию, узнавал какой поезд, куда, когда,
что везет: технику, живую силу. Брал с собой пару человек наших. Немцы
подходят – а я копаюсь, вроде как гайки подкручиваю. Потом посылал
одного из своих ребят в отряд с сообщением, что такой-то состав пойдет
тогда-то. И – взрыв. Результаты у меня были очень хорошие. Но, как
видите – остался жив. Впоследствии отряд «Олимп» вырос в партизанское
соединение имени Александра Невского, насчитывавшее около 700 человек.
Оно прошло с боями более 11 тысяч километров по Украине, Польше и
Чехословакии.
– Почему именно Овруч заинтересовал Центр?
–
До войны это был районный центр, но немцы сделали его областным
центром. Там находился гебитскомиссариат (от нем. Gebiet – область).
Наша база была в лесу. Сделали землянки, и баня у нас имелась. Оттуда
выходили на подрыв – далеко, даже на юг. Находили честных людей – и
покушаешь у него, и узнаешь обстановку. Однажды мы устроили «днёвку» в
деревушке под названием Малая Черниговка километрах в 10-12 от Овруча.
Хозяином хаты оказался бывший старшина Красной Армии Гриша Дяченко. Он
не ушел с Красной Армией и остался здесь с женой у тещи. Я его попросил
рассказать обстановку в городе, где и как немцы расположились, где их
администрация в Овруче. Оказалось, у него в администрации работает
родственник – Яков Захарович Каплюк. Я говорю: «Давай, сведи меня с
ним». Он меня переодел как местного жителя, положил на повозку картошку –
якобы едем торговать. Ты, говорит, не бойся – меня все полицаи знают,
проверять не будут. Но я все же пистолет с собой взял. Приехали к этому
дядьке Каплюку, ну и Гриша меня представляет, что вот мол советский
партизан. Тот немного вздрогнул – а он в городской администрации
заведовал отоплением. У него еще жена была Мария. Я ему говорю: «Ну что,
Яков Захарович, работаешь у них? Ты что, собираешься с ними уехать?» –
Он говорит: «А что мне делать? У меня двое детей. Надо как-то жить,
работать». – Я говорю: «Ну, ладно, давай мы с тобой будем думать, как
работать тебе. Проверяют тебя, когда ты ходишь на работу в
администрацию?» – Он говорит: «Нет, хожу свободно, где хочу – меня никто
не проверяет». Я привез ему тол, взрывчатку, научил, как подсоединить
взрывное устройство к часам, чтобы взрыв произошел в нужное время. Он
спрятал все это в сарае. Гебитскомиссариат располагался в бывших
красноармейских казармах, которые называли Будёновскими. Взрывчатку туда
носила его жена Мария – под видом обеда для мужа. Идет к нему с детьми –
а под хлебом взрывчатка. Гриша Дяченко держал с ним связь, подъезжал к
нему. И вот 13 сентября 1943 года Гриша сообщает, что приехала большая
группа немцев для организации борьбы с партизанами и расположилась в
администрации. Я говорю Грише: «Забирай его семью, вывози к нам в лес». И
Каплюку: «Ну, давай, Яков Захарович – накручивай будильник на 11 часов и
уходи!» Ровно в 23 часа раздался взрыв такой силы, что из леса было
видно зарево. Были уничтожены все немцы вместе с гебитскомиссаром и
оперативной группой гестапо, более 100 офицеров. Потом за ними даже
присылали самолет из Берлина, чтобы трупы вывозить в Германию.
– За эту операцию Вас представляли к званию Героя Советского Союза, но тогда не наградили. А кто принимал решение на взрыв?
–
Решение принимал командир Карасёв Виктор Александрович. А выполнение
лежало полностью на мне – я уже никого не спрашивал, когда взрывать, как
и сколько.
– А кто был комиссаром отряда?
– Филоненко Михаил
Иванович. Жена его Анна Фёдоровна Камаева тоже была из 4-го Управления
НКВД. Я потом у них на свадьбе в Москве гулял, когда они дочь выдавали
замуж.
– Михаил Иванович ведь после войны изучил английский,
португальский и чешский языки, вместе с женой возглавлял резидентуру
внешней разведки в Бразилии?
– Он там должен был создать агентурную
группу. Но у него не получилось. Деньги израсходовал, климат был
совершенно другой, у него начались проблемы с сердцем, так что едва
вернулся.
– А Вы его хорошо помните по отряду «Олимп»?
–
Филоненко? Конечно! Его судьба наказала. Западнее Ровно была станция
Львовской железной дороги. Кажется, Мацеев. Её охраняли венгры.
Филоненко был украинцем. Он связался с местным жителем и говорит нам,
что если мы эту станцию возьмем, то мадьяры сдадутся. Карасёв не хотел,
но Филоненко настоял – а он был комиссаром и имел власть. Это было в
феврале 1944-го, когда уже наши подходили к Ровно. Ну, пошли мы туда.
Карасёв говорит: «Лексейка! – это он так меня всегда называл, – за
мной!» И Филоненко там был. Но вышло наоборот – мадьяры не сдались, и
как только мы подошли к станции, они позвонили в Ровно, и немцы прислали
подмогу с танкетками, так что мы едва ушли. Ненужная это была затея,
потому что у нас были потери. Помню, один пограничник, хороший такой –
он в результате разрыва мины зрение потерял, так слепым домой и
отправили. И Филоненко ранили там же – в мошонку. Когда вернулись,
Карасёв мне даёт команду: «Лексейка, отвези Михаила Ивановича, передай
Красной Армии!» Тот сильно кричал – ну ясно, боль сумасшедшая. Но
сделали операцию, так что он потом женился, и дети были. Он был хороший
мужик, толковый. Отношения у нас были нормальные. Я его вместе с его
ординарцем отвёз в Ровно – там уже Красная Армия была. Ехали на санях
через все эти бандеровские селения, по тылам противника. Я боялся, чтоб
нас там где-нибудь бандеровцы не прихватили. Но добрался до Ровно, и
Михаила Ивановича привез, передал его Красной Армии, а сам дождался,
пока Карасёв пришёл в Ровно. Часть наших людей не захотела воевать
дальше в тылу на территории Польши – мы их передали Красной Армии. А с
остальными мы перешли Буг и с боями ушли в Яновские леса в Польше.
– Польский язык Вы знали?
– А как же – польский был моим вторым родным языком, помимо белорусского. Я знал также немецкий и русский.
–
Вместе с вами в районе Ровно действовал отряд Дмитрия Медведева
«Победители», и в его составе под видом немецкого офицера – легендарный
разведчик Николай Иванович Кузнецов. Он погиб как раз в это время – 9
марта 1944 года в районе Львова от рук бандеровцев. Вам приходилось
встречаться с ним?
– Да, приходилось. Это было в конце 1943 года,
примерно в 30 км западнее Ровно. Немцы выяснили расположение отряда
Медведева и готовили против него карательную операцию. Мы узнали об
этом, и Карасёв решил помочь Медведеву. Мы пришли туда и расположились в
5-6 км от Медведева. А у нас было принято: как мы только меняем место,
обязательно устраиваем баню. У нас по этому делу был специальный мужик.
Потому что люди грязные – постирать белье негде. Бывало, снимали его и
держали над костром, чтобы не завшиветь. У меня вшей никогда не было.
Ну, значит, пригласили мы Медведева в баню, а к нему из города как раз
пришел Кузнецов. Он приезжал в немецкой форме, его где-то встречали,
переодевали, чтобы в отряде о нем никто не знал. Мы их в баню вместе и
пригласили. Потом организовали стол, я добыл местный самогон. Задавали
Кузнецову вопросы, особенно я. Он же безукоризненно владел немецким
языком, имел немецкие документы на имя Пауля Зиберта, интенданта
немецких частей. Внешне он был похож на немца – блондин такой. Он
заходил в любое немецкое учреждение и докладывал, что выполняет задание
немецкого командования. Так что прикрытие у него было очень хорошее. Я
еще подумал: «Вот бы мне так!» Убили его бандеровцы. В тех же местах
действовал еще Мирковский Евгений Иванович, тоже Герой Советского Союза –
умный и честный мужик. Мы с ним потом дружили в Москве, я часто бывал у
него дома на Фрунзенской. Его разведывательно-диверсионная группа
«Ходоки» в июне 1943 года в Житомире взорвала здания центрального
телеграфа, типографии и гебитскомиссариата. Сам гебитскомиссар был
тяжело ранен, а его заместитель убит. Так вот Мирковский обвинял в
смерти Кузнецова самого Медведева за то, что тот не дал Кузнецову
хорошую охрану – их было всего трое, они попали в бандеровскую засаду и
погибли. Мне Мирковский говорил: «Вся вина в смерти Кузнецова лежит на
Медведеве». А Кузнецова надо было беречь – никто больше его не сделал.
– На Украине иногда говорят, что Кузнецов мол легенда, продукт пропаганды…
– Какая легенда – я его сам видел. В бане вместе были!
– А Ковпака Вы видели?
–
А как же! 12 июня 1943 года он с Житомирщины на стыке Белоруссии и
Украины отправился в Карпатский рейд, у него было полторы тысячи бойцов.
По пути следования его диверсионные группы непрерывно совершали
диверсии в стороне от обоза, отвлекая на себя внимание противника.
Обойдя Ровно с запада, Ковпак резко повернул на юг, и через
Тернопольщину вышел в Карпаты, где его блокировали немцы силами более 60
тыс. солдат. Ковпак уничтожил нефтепромыслы и приковывал к себе элитные
силы немцев в самый разгар Курской битвы. В итоге выходить ему пришлось
мелкими группами. Оторвавшись от преследования, он каждый день принимал
самолеты. А у меня командиром вначале был не Карасёв, а капитан
Пегушин, пограничник. Но его ранили в ногу, и мы приехали к Ковпаку
отправить нашего командира самолетом в Москву. Но не повезло ему –
ранение было не тяжелое, но оказалась гангрена. И потом мы узнали, что
он умер уже в Москве.
– Вы встречались во время войны с начальником 4-го Управления НКВД – легендарным Павлом Анатольевичем Судоплатовым?
–
Первый раз в 1942 году. Он приехал на станцию, прощался с нами,
наставления давал. Он сказал Карасёву: «Береги людей!» А я рядом стоял.
Потом в 1944 году Судоплатов вручал мне офицерские погоны старшего
лейтенанта госбезопасности. Ну и после войны встречались. И с ним, и с
Эйтингоном, который меня чехом сделал. Это Хрущёв их потом засадил,
негодяй. Какие толковые люди были! Сколько сделали для страны – ведь все
партизанские отряды под ними были. И Берия, и Сталин – что ни говори, а
они мобилизовали страну, отстояли ее, не позволили уничтожить – а
сколько было врагов: и внутри, и снаружи.
– Вы ведь и Сталина видели?
–
Да, видел. В 1941 году я был уже в ОМСБОН, в 1-м полку. Командиром
полка был майор Самус. 7 ноября мы проверяли документы на Красной
площади у приглашенных на парад. Я стоял у Мавзолея и видел выступление
Сталина. В Пресс-бюро СВР есть даже снимок – я стою внизу, совсем
недалеко от Сталина. Я даже сам не знаю, как я туда попал.
– Да, незабываемые мгновения! Итак, в мае 1944 года ваш отряд направили в Польшу.
–
С весны 1944 года главной базой Армии Людовой стали Яновские леса в
районе Люблина. Сюда прибывали советские самолеты с оружием, укрывались
мирные жители. Здесь же действовали советские партизанские отряды. В
связи с приближением фронта к границам Польши немцы решили разгромить
партизан силами группы армий «Центр». Фельдмаршал Модель выделил одну
охранную и две пехотные дивизии. В район Яновских лесов прибыл Калмыцкий
кавалерийский корпус, который занял ряд деревень вокруг лесного
массива. Узнав о намерениях немцев, командиры советских и польских
партизанских отрядов создали объединённое командование, в которое вошел и
майор Виктор Александрович Карасёв – храбрый, замечательный командир.
Именно его люди подбили немецкий танк и захватили штабные документы,
находившиеся у застрелившегося в танке немецкого офицера. В документах с
планом операции были указаны численность, расположение полицейских сил и
их дальнейшие действия. В результате партизаны вырвались из окружения и
ушли в Немировские леса. Мне была поставлена задача: с небольшой
группой из 28 человек выйти в район Кракова и ликвидировать
генерал-губернатора Польши Ганса Франка. Мы хотели перейти Вислу в
районе впадения в нее реки Сан. Но оказалось, что там у немцев был
полигон, где они испытывали ракеты Фау-2. Поэтому мне пришлось вернуться
и перейти Вислу севернее. Я владел польским языком и нашел перевоз. Но
Висла широкая, а вдоль Вислы проходило шоссе, по которому непрерывно
двигался транспорт. Мы все сели в лодку, вода была почти до бортов. На
той стороне леса не было, все открыто. Я спрятал людей в камышах, потом
нашел местных и выяснил, как идти дальше. Решили ждать до вечера, чтобы
не обнаружить себя. Сидим – и вдруг идет пастух с коровами и натыкается
на нас. Я думаю, что с ним делать. У меня в группе было еще два поляка.
Мы поговорили с ним по-польски, выяснили, где живет. Парень оказался
неплохой. Я ему дал денег, и он принес нам две буханки хлеба и ведро
молока. Дождались вечера и двинулись. Пришли в город Илжа. Там оказались
местные партизаны из Армии Людовой. Они нас накормили и попросили
помочь освободить тюрьму. Я сперва сомневался – но отказать неудобно.
Провели разведку, обрезали немцам телефонную связь и вошли в город с
наступлением ночи. Пулеметным огнем мои ребята заперли гитлеровцев в
казарме. А поляки вытаскивали своих товарищей из тюрьмы, громили почту,
банк, опустошали склады. Целую ночь город был в наших руках – пили водку
и плясали. Потом зашли в магазин «Батя» – известная обувная фирма, и
все переобулись. В память о тех событиях в городе Илжа установлен
памятник с именами советских и польских братьев по оружию.
– Алексей Николаевич, а что представляла из себя Армия Крайова?
–
Это польское Сопротивление, которое подчинялась буржуазному
правительству в изгнании в Лондоне и боролось за восстановление Польши.
Отношение АК к советским войскам и партизанам было неоднозначным: от
проведения совместных операций до открытых вооружённых столкновений.
Когда я там появился, воеводское руководство АК собрало в Кракове
совещание и стало решать, как быть с советским отрядом. Хорошо, что у
меня на связи в АК был бывший штабс-капитан Русской армии Хенрик
Мусилович. До войны он жил во Львове. А когда в самом начале войны
украинцы из батальона «Нахтигаль» начали во Львове этнические чистки, он
едва ушел оттуда живым и обосновался у родственника жены под Краковом.
Он сообщил мне, что руководство АК решило уничтожить советский отряд
руками немцев. Для этого в АК создали группу, с которой мы якобы должны
были провести совместную операцию. И сообщили об этом немцам, то есть
подставили нас. Но я вовремя ушел. В дальнейшем я выдавал себя за
поляка, говорил только по-польски. Не знаю, зачем мне выбросили
Перминова и Золотаря в качестве командиров. Ведь меня уже все знали как
«партизана Алёшу». Вся округа меня знала – поляки ко мне относились
хорошо. Польские хлопцы даже меня спрашивали, как я, поляк, мог стать
советским партизаном (на самом деле я белорус). Я отвечал: потому что
«наших» там не было. А я хотел воевать, потому и принял советское
предложение.
– А какие задачи вам были поставлены?
– Во-первых,
диверсии на железных дорогах. Далее, устраивали засады. У меня была
группа хороших ребят. Немцы ведь питались там за счет местного
населения. Например, местные мне сообщали, что сегодня немцы придут
забирать скот. Мы их поджидаем, немцев убиваем, скот возвращаем
крестьянам – а одну или две коровы берем себе. Так что и им хорошо, и
нам неплохо. И к губернатору Франку подобрались – ведь я ходил в Кракове
открыто, у меня были надежные польские документы. Под видом польского
поручика я познакомился с охранниками Франка. Среди них был один чех. С
ним договорились, я ему уже принес бесшумный пистолет. Там даже и немцы
были согласны – они видели, что война идет к концу, и чем-то нужно было
оправдать себя. Был и запасной вариант. Думали, как в Белоруссии – когда
обслуга подложила Кубе мину в кровать. Мы хотели или так, или так. Я
уже договорился с этими людьми, семьи их уже вывезли – и в тот день, на
который была назначена акция, Красная Армия перешла в наступление, и
Франк не стал ночевать, уехал в Ченстохову. Вся моя работа пошла
насмарку. Иначе Героя я бы получил уже в 1945 году!
– Но зато Вам удалось спасти Краков…
–
В 40 км от Кракова находился большой Ягеллонский замок. Немцы этот
замок превратили в склад взрывчатки. И задумали перед наступающей
Красной Армией взорвать Рожновскую плотину на реке Дунаец со стороны
Словакии. Кроме того, Гитлер потребовал провести в Кракове акцию
возмездия. Я об этом узнал от польского инженера-картографа Зигмунда
Огарека, служившего в вермахте. А через Мусиловича вышли на гауптмана,
тоже поляка по национальности. Я встретился с ним и предал ему мину
замедленного действия, с простым взрывателем из мыла. Тот просто
приказал солдату отнести в замок сапоги и положить к ящикам с амуницией.
18 января 1945 года замок взлетел на воздух, и немцы были обезоружены. А
сутки спустя в уцелевший Краков уже входили передовые части 1-го
Украинского фронта под командованием Маршала Советского Союза Ивана
Степановича Конева. Немцы же в панике бежали партизанскими тропами.
– А Вас потом перебросили в Чехословакию?
–
Нет. Там у меня только люди были на связи. А я остался под Краковом и
связался с контрразведкой «СМЕРШ». Дело в том, что поляки встречали
Красную Армию не очень дружелюбно. Дело доходило до столкновений.
Поэтому я показывал контрразведчикам «СМЕРШ», с кем они могут
встретиться и наладить взаимодействие. Так что и в этом отношении помог.
А числа 15-20 мая 1945 года мы вместе с Перминовым, у которого брат был
генералом, сели в самолет – и приземлились уже в Москве. Так я закончил
войну.
После войны Алексея Николаевича Ботяна направляют нелегалом в
Чехословакию с целью легализации для последующей работы в Америке. Но
об этом в следующий раз. А сегодня мы хотим еще раз поздравить «майора
Вихря» с днем рождения и пожелать ему долгие лета!
