В последнее время печать захлестнула волна антиленинских выступлений. Это связано, очевидно, с неблагополучной экономической обстановкой в стране. Стало привычным в кризисе винить сталинизм и застойный период. А потом, словно впервые обнаружив, что и при Ленине были суды, ссылки и расстрелы, некоторые критики административно-командной системы, видимо в дискуссионном запале, стали утверждать, что Сталин вырос из Ленина, что Ленин был крестным отцом террора.
Что ж, Ленин — создатель партии большевиков, а партия для того и создается, чтобы взять власть и, используя эту власть, претворять в жизнь свою программу, свои идеи. Идеи эти преследуют одну цель — благо трудящихся. Обычно мы воспринимали Ленина в иконописном облике добреньким, с лукавым прищуром глаз. Но он был не просто заботливым человеком, сладеньким для всех, — он был выдающимся деятелем, гениальным политиком. А на таком посту, как говорится, не до сусальностей.
Он считал и не скрывал этого, что борьба за власть будет кровопролитной. Захват власти стоил жизни всего лишь шести солдат Павловского полка. Труднее было удержать власть: началась гражданская война…
А вообще-то любят у нас чернить выдающихся людей. Вспомним Солженицына, Бродского, Ростроповича, Сахарова… Считаю, что ныне нужно вести разговор не столько о защите В. И. Ленина как личности, сколько о защите его идей. Шаляпина в свое время тоже развенчивали, даже лишили звания народного артиста, однако он от этого петь хуже не стал. Уже реабилитированы имена Бухарина, Каменева, Зиновьева, а другие, такие, как Троцкий, еще не дождались своей очереди.
Как же нам воспринимать сегодня В. И. Ленина? Как относиться к нему сейчас, когда довольно громко начинают звучать утверждения, что Ленин «навязал» стране социализм, который России якобы не нужен, не нужен и коммунизм, а следовательно, и Ленин с его марксистко-ленинскими идеями?
Кидаются «теоретики» из крайности в крайность. То превозносили Ленина, не изучив толком его работ, то стали вдруг его охаивать, опять же опираясь в доказательства на цитаты, надерганные из его статей и выступлений. Многих его работ мы не знали. Лишь после ХХ съезда стало известно его политическое завещание. Некоторые работы опубликованы за рубежом, но, к сожалению, у нас еще не появились.
Ленин бесспорно велик. Уже в 24 года он написал известное произведение «Что такое „друзья народа" и как они воюют против социал-демократов», а в 27 лет —не менее фундаментальный труд «Развитие капитализма в России». Именно в эти молодые годы он спорит с Плехановым, а Троцкий, будучи делегатом второго съезда партии, буквально влюбился в Ленина, у которого уже тогда были четкие представления о партии, революции, о всем происходящем в политической жизни.
Любили и уважали его даже идейные противники. Сейчас не все знают, что в апреле 1917 года триумфальную встречу ему организовали не большевики, а меньшевистско-эсеровский Петроградский Совет.
Вспомним Брестский мир. Тяжело было Ленину. Он оказался в одиночестве. Но не сломился. Твердо заявил, что уйдет, если его предложения не будут приняты. И победил, так как был общепризнанным лидером.
Среди ряда историков бытуют два противоположных взгляда на Ленина. Одни представляют его как мягкого, сугубо штатского человека, начисто лишенного военно-организаторских способностей, другие показывают его жестким, безжалостным лидером, поклонником насилия. Пожалуй, трудно полностью согласиться и с тем, и с другим взглядом, хотя Троцкий в своих решительных действиях на посту нарковоенмора получал полную поддержку Ленина в организации железной воинской дисциплины в армии.
Еще одну крайность выражает писатель В.Солоухин, который в своих работах доказывает, что именно В. И. Ленин пустил Россию «в расход», подобно Наполеону и Александру Македонскому, установил диктатуру личной власти, стремился распространить диктатуру большевиков на весь мир. Однако свои утверждения Солоухин, хотя и считает себя исследователем ленинского наследия, никакими фактами не подтверждает.
Да, на странице 270-й тома 36 собрания сочинений у Ленина есть выражение: «грабить награбленное». Но тут следует учесть, что эти слова употребляются в смысле «экспроприировать экспроприаторов» и это полностью отвечало социально-нравственному идеалу рабочих и крестьян. Солоухин называет Ленина диктатором. Но при этом забывает об ограничителях, которые ставил Ленин любому руководителю: «контроль лиц за диктаторскими полномочиями», «железный обруч за действиями руководителей».. .
Осенью 1918 г. Ленин настоял, чтобы все письма, написанные на его имя —не подчищенные, не выдержки из них, а такие, как есть —поступали бы ему на стол. Так Ильич через письма ни на минуту не прерывал связь с массами. Даже в мятежные дни антоновщины и кронштадтского мятежа он находил время для встречи с людьми. Даже в условиях гражданской войны его так называемое «диктаторство» представляло собой всего лишь особый механизм принятия решений, который компенсируя слабость государственной системы, одновременно блокировал ее, не давал разгуляться своеволию.
Солоухин, Афанасьев обвиняют Ленина в организации террора, применении смертной казни с первых же дней Советской власти. Однако у Ленина были другие взгляды. Он писал: «В нашем идеале нет места насилию над людьми…» И далее: «Не будем расстреливать безоружных людей…». Но Ильич прекрасно понимал и то, что путь к тому идеалу лежит через сопротивление свергнутых классов. Нет сопротивления —не будет и террора. Ленин в одном из первых декретов Советской власти даже выступал за отмену смертной казни. И действительно, после принятия декрета на Втором съезде Советов смертная казнь не применялась до лета 1918 года ни к одному из политических деятелей. Мы знаем ряд поразительных примеров. Освобождаются офицеры — участники организации покушения на Ленина — после их письма к нему в начале 1918 года.
В феврале 1918 г. в Поволжье большая группа восставших против Советской власти получила лишь общественное порицание. В мае 1918 г. декретом об амнистии были освобождены все лица, совершившие преступления по политическим мотивам. В мае того же года в Саратове, восставшие матросы три дня обстреливали городской Совет. И что же? После ареста каждому выдали по паре белья, по 100 рублей и отправили их домой: заблуждались, мол, товарищи!
Ленин пишет о том периоде: «До лета 1918 года советская власть была больше похожа на кисель, чем на железо.». Поэтому в дальнейшем по мере нарастания эксцессов — он все чаще и чаще требует карательных мер против преступников. В июне 1918 г. создается революционный трибунал, который 21 июня выносит первый смертный приговор. Затем система ответного террора разрасталась. Создаются, помимо ВЧК, революционные, военные, железнодорожные трибуналы. Каждая область, республика повторяла общую структуру у себя на местах да плюс особые отделы в армии и создание их в мирных наркоматах. Сейчас нам доказывают, что Ленин во многом ошибался. Что ж, возможно, но ведь и то верно, что умен лишь тот, кто умеет исправлять свои ошибки.
Мы сегодня жалеем царскую семью, Троцкого, Бухарина, Гумилева и других. А ведь в то время подавляющее большинство их не жалело, да и мыслей не допускало о жалости к ним. Вспоминают Пятакова, как жестокого человека, и никто почему-то не вспоминает, как издевались белогвардейцы над его братом (отрезали руки, ноги, всадили дрель в сердце), и только за одно то, что он был братом Пятакова.
Законы военного времени требовали жестких мер. Но вот война заканчивается. Казалось бы, все должно отпасть, но происходит обратное.
Общество разуто, раздето, озлоблено войной. Рост бюрократического аппарата. И во всей остроте встает ключевой вопрос — продовольственный. Как его решать? Комбеды? Государственное регулирование рынка?
Хлебные монополии? Государство стало регулировать половину рынка. Другая половина обеспечивалась частно-торговыми закупочными кооперативами. Но тут Россия, выйдя из первой мировой войны, входит в другую — гражданскую. Все негативное моментально восстанавливается, то есть опять авторитарность, опять военный коммунизм. Беда в том, что эти вынужденные меры облекаются в идеологическую оболочку. Они становятся программными, закрепляются в Программе партии на VIII съезде РКП (б). Эта идеологическая одежда, выдаваемая за социалистическую, сыграла огромную пропагандистскую роль (трудовые армии, трудовая повинность, карточная система), хотя социализмом здесь, естественно, пока и не пахло. Ленин и Цюрупа идут на введение в стране продовольственной диктатуры. Это была необходимость жестокая, но неизбежная, поскольку до нового урожая страна бы не дожила, не свернув хлебный рынок. Был выдвинут лозунг: «кто не сдает хлеб — враг народа!» и за несдачу стали давать до 10 лет тюрьмы.
В период НЭПа была осуществлена, да и то не до конца, лишь экономическая реформа. Глубокой политической реформы не получилось. Правда, было ликвидировано около 20 различных чрезвычайных органов, сужены функции ЧК, начали сформировываться, говоря современным языком, неформальные организации, действовали сменовеховцы. Произошла частичная дебюрократизация, но пружина насилия и централизма не была сломана она была лишь подчищена и еще более, еще туже сжалась.
Почему не были допущены многопартийность, свободные выборы в Советы? Большевики боялись термидора, перерождения, поскольку в крестьянской стране при легализации левых эсеров и свободных выборов они явно бы завоевали большинство. Поэтому движение оппозиции было задушено в зародыше.
В самой партии плюрализма тоже не получилось. Вначале это было в связи с исключительностью обстановки, непозволительной роскошью, да и В. И. Ленин своим авторитетом приводил всех к общему знаменателю.
Затем борьба за власть в руководстве и идейные соображения отошли на задний план, потом стали дружно славить «монолитное единство» вокруг Сталина и его команды.
Ленин, выступая на Х съезде за единство партии, все же возможность плюрализма заложил: наряду с резолюцией «О единстве партии» была принята резолюция «О партийном строительстве». По смыслу они были взаимоисключающими, поскольку в последней была намечена возможность голосования по платформам, не исключалось существование фракций. К тому же Ленин предложил не обнародовать пункт резолюции «О единстве партии», об исключении членов ЦК из партии. Резолюция «О единстве…» мыслилась им как тактическая, временная — ради единства партии, проведения НЭПа, который, как известно, многие не приняли, но именно она сделалась потом любимой сталинской дубинкой, а вторая резолюция, замысленная как стратегическая, стала «потерянной грамотой».
Таким образом, можно сказать, что «красный террор», политика военного коммунизма были основаны на вынужденных мерах, диктовались исторической необходимостью и были оправданы в экстремальных условиях гражданской воины. Однако крупнейшей ошибкой было бы считать это методом социалистического строительства, возводить в ранг теории. Но — возвели. И это дорого обошлось и большевикам, и всей стране.
Об авторе: Ян Шварц — Доктор исторических наук, профессор, академик Академии международных наук
